Ольга Тартынская - Хотеть не вредно!

— Валя, где Борис?

— Так он уехал.

— Куда?!

— Совсем уехал. Не знаю, куда. Я думала, ты в курсе. Вот, магнитофон мне отдал и гитару.

Как это я не заметила сразу его гитару? Я сползаю на стул возле Катьки, которая, уткнувшись в угол, слушает нас.

— Когда?

— Еще вчера, вечером. Алексей Васильевич его увез.

Точно! Надо опять искать Швецова. Скорее, скорее. Хотя если Зилов уехал вчера, то теперь мне не догнать его… Ноги подкашиваются, когда я встаю со стула. Катька шмыгает носом и с любопытством смотрит на меня. До Вали что-то доходит.

— А ты что, ничего не знала? Он тебя не предупредил? А зачем тогда ключ оставил?

— Какой ключ?!

— Обыкновенный. От его дома. Я думала, ты все знаешь.

Валя сняла с гвоздика и подала мне огромный, похожий на сувенирный, ключ.

— А больше ничего не просил передать? — умоляюще смотрю я на Валю.

— Нет, вроде бы. Пришел вчера вечером, сказал: "Прощай, Валя, уезжаю. Если вдруг Аня приедет, передай ей ключ". И все.

Я хватаю ключ и, не прощаясь, несусь к домику Бориса. Надо забросить вещи и бежать к Швецову. Не знаю, зачем и что я там услышу, но мне надо увидеть Швецова. Может, еще не поздно? Только не плакать, это отнимает силы. Я не помню, как ехать на станцию, поэтому ловлю машину. Конечно, это не Москва, где не успеваешь поднять руку, сразу тормозят несколько машин. Однако и здесь, оказывается, водители "бомбят". Мы донеслись до станции за пять минут. Расплатившись, я влетаю в станционное здание, бегу по коридору до двери с табличкой "А. В. Швецов".

Алексей Васильевич удивился, будто на пороге его кабинета возникла Алла Пугачева.

— Где Борис? — ору я, не обращая внимания на людей, сидящих вокруг стола и разглядывающих меня с любопытством и предвкушением.

Швецов кивает подчиненным, и они мгновенно испаряются.

— Где Борис? — повторяю я вопрос, тяжело дыша.

Алексей Васильевич протягивает мне стакан с водой. Я даже пить не могу.

— Он в Москве, — отвечает Швецов. — Я думал, что тебе-то он позвонит, прежде чем брать билет.

— Какой билет? Куда? — жалко лепечу я, опять теряя опору под ногами и падая в офисное кресло.

Швецов мрачен, даже, как мне кажется, холоден, но он рассказал, что Борис позвонил ему вчера и сообщил свое решение. Он уезжает, бросая все, что с таким трудом добыл для него Швецов. Едет в Забайкалье, где у него тоже ничего уже нет.

— Я обещал заехать за ним и поговорить. Надеялся обломать, к совести воззвать, в конце концов. Он сказал, что долг мне отдаст со временем. На хрена мне его долг!

Я впервые видела Швецова таким сердитым. Теперь верилось, что он способен руководить людьми и делать бизнес. Я бросаюсь к телефону, даже не спросясь, и набираю домашний номер. Ответила Люда.

— Люда, меня спрашивал кто-нибудь? Приходил или звонил мужчина?

— Да, какой-то мужчина звонил.

— Господи! Кто, не сказал?

— Нет. Да я не спрашивала.

— Когда это было? Во сколько?

Люда долго, слишком долго думает, потом отвечает:

— Ну, час или два назад.

Возможно, он еще в Москве! Не прощаясь, я бросаю трубку.

— Что делать? — только и могу я выдавить из себя.

— Надо попробовать позвонить, — отвечает Швецов.

— Куда? — завопила я в отчаянии. — Возможно, это Борис звонил мне час или два назад. Но где искать его теперь?

Швецов усмехается:

— У него есть мобильный, я подарил на прощание.

У меня даже нет слов, я только взглядом могу выразить свое недоумение: чего же мы ждем? Швецов набирает номер и подает мне трубку. Господи, сделай так, чтобы он еще не уехал! Гудок, какое счастье! Еще и еще. Я сейчас умру от разрыва сердца, слушая это равнодушное гудение. Щелчок и резкий голос Бориса:

— Да.

Я ничего не могу произнести. Протягиваю трубку Швецову.

— Борь, ты где? На Ярославском? Подожди, тут с тобой говорить хотят.

Отступать некуда, я беру трубку.

— Это я. Приехала к тебе, а дом закрыт. Ставни. Снег идет, я сижу на крыльце, — горло перехватывает, я чувствую, что вот-вот зарыдаю. — Приезжай, а?

В трубке молчание. Это так страшно, что я начинаю трястись.

— Я насовсе-ем приехала, думала, ты меня жде-ешь, — я уже вою в голос, не стесняясь Швецова, который, матюгнувшись, вышел из кабинета.

Наконец, я слышу тихий голос Бориса:

— Я ждал. Ждал в субботу, потом еще два дня. Решил, что все, это конец. У меня билет на поезд. Через два часа уходит. "Москва-Владивосток".

Если бы он был здесь, в кабинете, я рухнула бы на колени. А так могу только рыдать в трубку:

— Не уезжай, я прошу тебя. Я все сделаю, чтобы нам было хорошо. Прости меня, я опоздала, но я приехала же, приехала…

— Не плачь. Не надо, — он помолчал. — Отправляйся домой.

Я вою сильнее:

— Я не хочу-у домой, я хочу к тебе-е!

— Дурочка, — в его голосе вдруг слышится нежность, от которой рыдания мои усиливаются, — я и говорю, отправляйся домой. К нам домой. Я приеду скоро.

И он отключился.

Я еще по инерции всхлипываю, когда Швецов входит в кабинет и кладет трубку на рычаг.

— Он мог уехать! Опоздай я на два часа и все! — эта мысль доконала меня, отняв последние силы.

— Уехал бы, это точно.

Швецов, видно, тоже испереживался. Он достал из сейфа бутылку коньяка и две широкие толстостенные рюмки, плеснул на донышко каждой темно-коричневой жидкости и сунул одну мне. Свою он опрокинул в рот одним махом и еще налил. Я тоже выпила сразу и подставила еще. Мы молча сидели и хлебали коньяк, как чай, в каком-то отупении. Когда уже половина бутылки перелилась в наши желудки, Швецов решился спросить:

— Ну что, вернется сюда или ты поедешь в Москву?

Я многозначительно кивнула головой.

— Не понял.

Я по-идиотски рассмеялась над ним и ответила:

— Вернется сюда, домой! Неужели не понятно?

Я попыталась встать, но ноги почему-то опять не слушались, только теперь по другой причине.

— Э-э-э, мать, придется тебя доставлять почтой!

Я совсем плохо соображала, еще бы: на голодный желудок такую дозу коньяка!

— Вот умру, что ты тогда скажешь Зилову? — перефразировала я кого-то симпатичного, но кого, вспомнить уже не могла.

Швецов, кажется, вызвал водителя. Тот проводил меня до машины и усадил на заднее сиденье. Дальше помнится крайне смутно. Приехали и долго не могли открыть замок. Я ждала рядом с машиной, уже темнело, падал снег. Выскочила Валя в куртке, накинутой на плечи. Ей удалось совладать с ржавым замком. Водитель не стал входить в дом, попрощался и уехал. Валя быстро все поняла. Я думала, она совсем ушла, и уже прикорнула было на диване, не раздеваясь. Валя вернулась, притащив магнитофон и гитару.

— Мне все это без надобности, на гитаре не играю, — пожав плечами, сказала она. — Ты бы разделась, Ань.

— Холодно.

— Хочешь, затоплю?

— Боря приедет и затопит, — не соглашаюсь я.