Анатолий Чупринский - Бегущая под дождем

Наследнице трона фараонов было шесть с половиной лет.

— Я запрещаю!!!

Неф никогда еще не видела Эйе таким взволнованным. Он даже вспотел. Метался взад-вперед по маленькой беседке, сверкал на Неф глазами и обеими руками лохматил волосы на голове. Вернее, пытался лохматить. Они у него были настолько густые, что взлохматить их по-настоящему было невозможно.

Пара любопытных воробьев, обычно сидевших в самой беседке под крышей на незаметном выступе и уже давно наблюдавших за развитием отношений Неф и Эйе, в этот раз благоразумно расположились на соседнем кусте. Чуть в отдалении. Все видно, все слышно. И безопасно.

Неф, конечно, не утерпела и на первом же тайном свидании доложила Эйе обо всем. О своих посещениях Главного храма и о потрясшем ее воображение открытии — почему она не такая как все.

— Ты меня слышишь!? — понизив голос, говорил Эйе. — Запрещаю ходить туда одной!

Неф подняла на него свои грустные глаза.

«Я люблю… тебя!» — неожиданно для себя самой чуть не сказала она вслух. Но вместо этого тихо прошептала:

— Ты не можешь мне запретить…

Эйе опешил. Остановился, как вкопанный посреди беседки. И долго, нахмурившись, всматривался в глаза Неф.

— Тогда… дай слово, больше не пойдешь туда одна!

— Даю слово. — с готовностью, кивнула Неф.

Честно говоря, она уже пожалела, что все рассказала Эйе. Вот уж не думала, что он будет так переживать. Думала, будет наоборот.

Эйе удивиться, обрадуется и поздравит ее с такой возможностью, стать царицей всего Египта. Но он только нервничал.

— Я приставлю к тебе охрану…

Эйе, наконец, перестал метаться взад-вперед по беседке и плюхнулся на скамейку напротив Неф.

Долгое время оба молчали. Неф вздохнула. Сегодня о том, чтобы сесть к нему на колени и мечтать было нечего.

Ночью прошел сильный ливень, но к обеду все дорожки и кусты в саду подсохли. Изредка, со стороны Нила налетал, едва уловимый, свежий ветер. Во всем поместье стояла удивительная тишина. Даже со стороны кузнецы не доносилось никаких стуков.

— Разве Боги не такие, как мы? — неожиданно спросила Неф.

Эйе резко повернулся к ней. Вообще, в последнее время он стал какой-то нервный, дерганный.

— А ты… как думаешь? — медленно произнес он.

— Такие же. Только лучше.

Неф помолчала, почесала коленку и продолжила:

— Я, например, не хочу никого убивать, мучить… Если Боги лучше нас, они тоже не хотят убивать.

— Ве-ерно-о! — усмехнулся Эйе.

— Тогда зачем убивать врагов? Зачем вообще воевать? Зачем приносить в жертву рабов и животных? Они все хотят жить.

Эйе вытер со лба пот и оглянулся по сторонам. Двое его охранников в этот раз стояли у самых дальних ворот.

— Кто тебя этому научил? — шепотом спросил он.

— Ты! Кто еще. — искренне удивилась Неф.

Эйе долго смотрел в ее зеленые глаза и покачивал головой. Он не помнил, чтоб говорил что-либо подобное.

Самое поразительное, она высказала вслух то, что ему самому не давало покоя. И довольно давно. Эйе был воином. Как все настоящие воины, терпеть не мог кровь, страдания, насилие…

В тот вечер они впервые мало говорили. Но у обоих возникло странное ощущение, будто их диалог не прерывался ни на минуту.

Пара любопытных воробьев, так и не дождавшись ничего интересного, легко вспорхнули с куста и полетели в сторону конюшен.

Уже уходя, Эйе вдруг задержался на миг, повернулся к Неф и, помотав головой, сказал:

— Я хотел… чтоб ты не знала этого… как можно дольше!

Еще раз помотал головой и стремительно вышел из беседки.

Неф поначалу и сама испугалась, когда на нее свалилась эта, ошеломляющая новость. Но постепенно, постепенно как-то свыклась с ней. И даже начала строить планы.

Она и не думала ограничивать свою свободу. Вот еще! Но Эйе сдержал слово. Теперь за ней неотступно следовали два эфиопа. Оба с серповидными мечами, как у самого Эйе, только меньшего размера.

Неф более внимательно вчитывалась в папирусы, более внимательно всматривалась в скульптуры богинь и цариц.

И пришла к выводу. Дальше так жить нельзя. Надо измениться!

Скульптор Тутмес был мрачным человеком. Неразговорчивым. Левый глаз его крупного лица был всегда слегка прищурен. То ли, постоянно оценивал окружающее с точки зрения скульптора, то ли, просто в детстве мраморная крошка в глаз попала, никто не знал. Вытянуть из него хоть одно слово удавалось немногим.

В глазах всех женщин Фив, Тутмес был загадочной фигурой. Загадочной и романтической. В молодости он пережил очень бурную романтическую любовь к одной молоденькой особе знатного рода. (Имени ее для истории не сохранилось!). Воспылав друг к другу страстью, молодые люди хотели тайком бежать из Фив, покинуть страну, быть навеки вместе, умереть в один день. И все такое.

Но что-то у них не заладилось. То ли, родители пронюхали раньше времени. То ли, денег на дорогу не оказалось в достаточном количестве. Словом, бегство сорвалось.

Хотя, некоторые утверждали, бегство все-таки состоялось. Лихую парочку успели перехватить в порту при посадке на корабль. Взяли под белы руки и отправили обратно по домам.

— Мы все равно будем вместе! — кричала худенькая девочка знатного происхождения, когда слуги под руки волокли их в разные стороны.

— Даже смерть не разлучит нас!!! — кричал сам Тутмес. Справедливости ради, надо уточнить, ему тогда не было еще и шестнадцати.

Поговаривали, кто-то из них двоих потом пытался покончить жизнь самоубийством. То ли, скульптор, то ли его возлюбленная, никто точно не помнил, но что-то такое безусловно было. Это обстоятельство придало фигуре Тутмеса, в глазах всего женского населения Фив, особую загадочность и привлекательность.

Через пару лет его избранница, худенькая девочка знатного происхождения, благополучно вышла замуж за состоятельного сановника. Сразу же раздобрела, родила нескольких детей и превратилась в пышную, склочную, истеричную матрону. Любимым его занятием стало, хлестать по щекам рабынь и служанок за малейшую провинность. Она испытывала прямо-таки наслаждение, унижая и доводя до слез очередную, чаще всего смазливую девчонку.

Тутмес так никогда и не женился. Женская часть населения Фив дружно фантазировала, он хранит верность той самой худенькой девочке, с которой когда-то пытался бежать из страны, жить счастливо, умереть в один день. И все такое.

Но каждым ранним утром у задней двери его мастерской можно было увидеть пару каких-нибудь женских сандалий. Хотя все Фивы знали, он избегает женщин. И даже не имеет молоденьких рабынь.

Вся его мастерская была завалена торсами богов, скульптурами натурщиц в разных позах. По стенам на стеллажах, как на параде, стояли головы всех фараонов и военачальников Египта. Тутмес мог по памяти вырубить любого из песчаника. Или даже из мрамора.