Анастасия Соловьева - Очарованные

Сергей невольно засмеялся.

– А правда, Лена, зачем тебе мотор? – спросил Боря.

– Как?! – удивилась Лена. – Тебе он не нужен? Мотор от самолета «Максим Горький»?!

– Ах! Я все понял, – заржал Боря. – Дело в том, что в моей галерее выставлен фюзеляж от немецкого самолета, сбитого под Москвой еще в начале войны. И Лена, видимо, решила, что и мотор можно выставить до кучи. А-ха-ха!..

– А что у вас за галерея? – удивился теперь Сергей. – Военная?

– Художественная.

– А разве старый фюзеляж представляет художественную ценность?

– Ими территории украшают. Например, вкапывают в землю. Получается смотровая башня. Из фюзеляжей делают чертовы качели. И вообще, фюзеляж, особенно от боевого самолета, лишает участок статики, наполняет его энергией и движением.

– Понятно...

Они завернули за угол. Площадка перед домом была выложена мраморными плитами черного и красно-коричневого гранита.

– Напоминает почему-то Мавзолей Ленина, – заметил Боря.

– Правильно, – кивнул Сергей. – Это украинский красный гранит и черный лабрадорит – именно этим материалом, привезенным, кстати, тоже с Украины, облицован Мавзолей на Красной площади. Новый дом мы пристроим под прямым углом к старому. И таким образом, получится дворик.

– Тут вы можете сделать патио, – оживился Боря. – Оно как раз будет выходить на южную сторону.

– Патио? – задумался Сергей. – Что-то типа того... Но я не разбираюсь. Патио, что-то испано-итальянское?

– Точнее – испано-латиноамериканское. Там они представляют из себя длинные открытые галереи, заканчивающиеся декоративными прудами, обрамленные стрижеными растениями или живыми изгородями. И сейчас в старинных гостиницах Испании я видел такие галереи. Безусловно, в наше время у них несколько иное предназначение, но, как и много веков назад, они придают домам особый колорит. У нас внутренние дворики строят редко. А зря! Именно патио могут сделать дом и его территорию оригинальными и стильными – особенно если все это спроектировано хорошим архитектором. Патио лучше, конечно, покрыть, скажем, прозрачным пирамидальным куполом. Все-таки в Москве много осадков.

– Идея, конечно, неплохая. – Сергей задумался. – Это же будет внутренний дворик, объединяющий сразу два дома...

– ...и служащий тамбуром между домом и садом, – подхватил Боря. – И такой дворик можно использовать как оранжерею для выращивания экзотических и теплолюбивых растений. А раздвижные стеклянные двери в сад создадут плавный переход.

– Нужно подумать. Но я, наверное, так и сделаю.

Он раскрыл перед ними белую, дребезжащую стеклами дверь, и Лена с Борей вошли на широкую светлую террасу, пропахшую керосином и антоновкой. На стене уже висели Катины натюрморты. Половые доски неравномерно прогибались под ногами, в частом оконном переплете светились сине-лиловые стеклышки.

– Вот это здорово. – Лена невольно остановилась. – В этом что-то есть. Правда, Борь?! Легкие ажурные зановесочки, цветные стеклышки, а за ними – яблоневый сад. Хорошо как! Я тоже так хочу... Сереж, ты за сколько купил этот дом? Ведь не очень дорого?

– Двести пятьдесят тысяч зеленых. – Он безразлично пожал плечами.

Лена только присвистнула.

Сергей с усилием распахнул тяжелую дверь, обитую войлоком. Из дома послышались оживленные голоса, остро пахнуло застольем.

Навстречу выскочила Катя.

– Сережка ушел и пропал. – Целуясь с Леной, она внимательно разглядывала Борю. – Вы, конечно, удивлены нашей покупкой?

– Сергей нам уже рассказал, – засмеялась Лена. – Но тут так интересно!

– Все получилось очень неожиданно, – взволнованно поведала Катя. – Вообще-то мы подбирали квартиру. Рассматривали еще коттеджи в ближнем Подмосковье. А у Сережки ведь остались еще знакомства в риелторстве. И тут как снег на голову – предложили дом в Соколе. Если завтра же не возьмем, он уйдет. Мы в тот же вечер сорвались смотреть. Оказалось – пожилые люди, старые «соколяне», не способные по возрасту жить в частном доме. Мы и взяли его. Была не была! К тому же мне хотелось иметь мастерскую. И теперь вот думаем, чего тут делать дальше.

– Этому дому более восьмидесяти лет, а проблем с ним никаких, – вмешался Сергей. – Потому что каждое бревно отваривали в олифе.

– Значит, у вас и квартира осталась? – догадалась Лена.

– Осталась, – засмеялась Катя и шепнула Лене: – Свекрови тоже надо где-то жить. Да и мы поживем еще там, пока здесь будет стройка. Ну, проходите же скорее. Вас все ждут!

Они вошли в просторную, но сумрачную комнату с большой белой печью и рядом окошек в сад. Посреди комнаты, ближе к окнам, стоял длинный стол, за которым сидела Катина сестра Женя с мужем, шафер Сергея Андрей тоже с женой. Все бывшие на свадьбе. Андрей даже тут, в полутьме, пребывал в дымчатых очках. Его жена, похожая на него как близнец, с таким же тусклым, незапоминающимся лицом, была тоже в очках, но с прозрачными стеклами.

За столом наступила тишина. Все разглядывали новоприбывших, особенно Бориса Муратова.

– Опоздавшим штрафную! – нарушил молчание Андрей.

Он привстал и, одной рукой придерживая полы пиджака, другой неудобно потянулся за бутылкой.

Продолжение свадьбы на «поплавке», с раздражением сообразила Лена. Только тамады не хватает.

– С опоздавших причитается тост! – Женя металлически захохотала. Она была вновь в каком-то эксклюзивном платье: черном с блестками, с широченным полупрозрачным приподнятым воротником.

Борю усадили рядом с ней, а Лену – между ее мужем и Андреем.

– Дай людям в себя-то прийти, – по-матерински захлопотала Катя. – Ребят, ешьте лучше.

– Борис!.. – Женя сразу взяла Борю в оборот. – А где нужно выставиться молодому талантливому художнику, чтобы его заметили?

– Где выставиться? – задумался Боря с уже поднятой ко рту вилкой салата. – Хорошо бы в Лондоне, Нью-Йорке и Цюрихе. Это настолько насыщенные коллекционерами и художественными событиями города, что, если художник достоин, он будет отмечен. Еще есть пара ярмарок, на которых важно «засветиться»: это Armory sНow в Нью-Йорке и «Арт-Базель».

– А что нужно, чтобы попасть туда со своими работами? Если не секрет, конечно. – Женя обворожительно, как ей казалось, улыбнулась.

Все уставились на Борю.

– Не секрет. Сами галереи сейчас вкладывают в раскрутку собственных художников. Это – новые проекты, выставки, ярмарки. В среднем галерея вкладывает в своего художника от пяти до десяти тысяч долларов в год. Только одна упаковка художнических работ при переезде дотягивает до двух тысяч долларов. Нам обошлось в семьсот зеленых только доставить произведения из аэропорта до места проведения ярмарки в Нью-Йорке. Или стенд на выставке, скажем, стоит пять тысяч у нас в России и десять—пятнадцать на Западе.