Маша Царева - Замуж за «аристократа»

– Шур, она мне позвонила, – вдруг сказал Егор.

– Кто? – рассеянно полюбопытствовала Шура.

– Катя. Екатерина Павловна Лаврова.

– Зачем?.. Ой, Егор, пока не забыла… Я ведь в апреле в Лондон улетаю, на переговоры, – важно сообщила она. – Представляешь, один лондонский галерист заинтересовался моей картиной. Той, в стиле Климта. Я ее рисовала для забавы, между прочим, и серьезно к ней вообще не относилась. Но раз уж такое дело… Он предлагает мне написать еще несколько картин в таком же стиле. Мне это будет легко, за месяц справлюсь. И тогда можно будет устроить презентацию в Лондоне. Здорово, да?

– Она хотела встретиться.

– А-а… Крамцева говорит, что поедет в Лондон вместе со мною. Что поможет мне пробить место в той галерее. И организует кое-какую рекламу на местном телевидении.

– Я пригласил ее в кино.

– Молодец. Как ты думаешь, Егор, что мне надеть на интервью? Завтра с утра ко мне придет фотограф из «Домового». Фотография любит яркие веши, а я такие вообще-то не ношу… Может быть, розовый свитер?

– Она согласилась. Ты не сердишься?

– Ты о чем?

– Я – о Кате Лавровой. Я сказал, что пригласил ее в кино.

– А почему я должна сердиться? – удивилась Шура. – Конечно, сходите. Я в последнее время так занята, мы с тобой нигде не бываем. Хоть развеешься.

Егор вздохнул. Шура, Шура… Аккуратно постриженная, с коротенькой, гладкой, как у японки, челкой. Щебечет о каких-то обновках, презентациях, интервью… Совсем не та Шура, с которой он познакомился почти год назад. Совсем не та Шура, к которой он сбежал от соблазнительной Камиллочки. С которой гулял под дождем по Арбату.

– Ты, наверное, просто взрослеешь.

– Что?

– Да так. Думаю вслух.

Егор был зол. Он быстро шел по улице – руки в карманах, за капюшоном почти не видно лица. Дура! Вот дура! Все женщины – дуры, и Шура не исключение.

Зачем она так поступила? Сначала прикарманила его сердце, а потом вышвырнула вон, как старые колготки.

У нее кто-то есть. Любовник. Он должен был раньше об этом догадаться. Неспроста весь этот ее успех, признание, интервью, ох неспроста. Не бывает у молоденьких милашек бесплатной славы. То есть бывает, но так редко, что Егор едва ли мог в это поверить. Скорее всего, это тот самый Шульгин – блондин в дурацкой шляпе, который появлялся рядом с Шурой на газетных фотографиях. Не понравился этот блондин Егору, очень не понравился. Неужели Шура не замечает, что у него абсолютно ненормальные глаза?!

И что ему теперь делать? Сделать вид, что ничего не произошло? По-прежнему пару раз в неделю навещать подлую обманщицу, целовать ее худенькие плечи, предварительно покрытые неизвестно чьими жадными поцелуями? Егор передернулся от отвращения. Нет! Он не будет ни с кем ее делить. Он с ней серьезно поговорит. Пусть она выбирает.

Но что ему делать сейчас ? Когда так тошно, что хочется завыть на луну? Разбить магазинную витрину, ударить в лицо первого попавшегося прохожего – больно ударить, чтобы из носа пошла густая бурая кровь! Егор нервно пощелкал кнопками мобильного телефона. Он набрал номер Камиллы – вечно ждущей его, вечно влюбленной Камиллы. Сейчас ему не помешает разрядка.

– Алло, – томно пропела Камиллочка. Конечно, эта сексуальная интонация была предназначена исключительно для него, ведь в ее мобильнике есть определитель номера.

– Камилла, привет, солнышко, – он старался казаться беспечным.

Она растерялась:

– Да… Привет. Как дела?

– Без тебя – плохо, – глухо рассмеялся Егор. – Соскучился. А ты?

– Я тоже, – без особого энтузиазма сказала она. – А можно я попозже перезвоню? Я сейчас занята.

– Можно, конечно… но вообще-то я хотел тебя навестить.

– О, как мило! – она ненатурально изобразила высшую степень восторга. – Дорогая, обсудим это в другой раз. Хорошо?

– Хорошо.

Только когда Егор повесил трубку, до него дошло: она сказала ему «дорогая»! Она была с ним холодна. Значит, рядом с нею мужчина. Может быть, тот самый продюсер или поэт-песенник, про которого она рассказывала ему в ресторане. А он тогда рассеянно слушал ее и думал о Шуре. О Шуре, черт возьми!

Да уж, беда не приходит одна. Если не везет – так обязательно во всем. Подумав, Егор набрал номер другой женщины. Он был почти уверен, что и она откажет ему. И все-таки позвонил.

– Привет, – она явно удивилась.

– Привет… Я соскучился, – соврал он.

– Да? – удивилась она.

Она не сказала, что тоже соскучилась. Она вообще ничего не сказала. Просто молчала в трубку. И он тоже молчал, прислушиваясь к ее ровному тихому дыханию. Мама-шлюха. Егор подумал: «А зачем церемониться?» И без обиняков спросил:

– Можно я приеду?

– Приезжай, – ответила она, – когда?

– Через полчаса.

Они так обыденно договорились о свидании, словно были старыми любовниками. Он усмехнулся, поймал машину и поехал на Тверскую. Там купил в ларьке розу, но, дойдя до ее дома, выбросил колючую красавицу в снег.

Катя встретила его в красивом шелковом пеньюаре. Она сразу поняла, что ему было нужно. Никаких предисловий. Никаких спектаклей.

Никаких «дам – не дам». От нее пахло дорогими духами и фруктовым мылом. Он опрокинул ее на ковер и впился губами в ее сочную грудь. Женщина тихонько застонала и помогла ему избавиться от свитера и брюк.

– Егор, – прошептала она.

Он расслабился. Он понял, что ей с ним хорошо, и почти беззвучно отозвался:

– Катя…

Так начался их странный роман. Егору он казался лишним, Кате – каким-то ущербным. Собственно, никакой не роман это был, а просто секс.

Почти каждый день он приезжал в ее роскошную квартиру – злой, изголодавшийся, молчаливый. Скоро его запомнили охранники внизу, с ним начали здороваться Катины соседи. Она всегда встречала его с легким макияжем, в красивом белье. От нее пахло водой и мылом, ее волосы были мягкими и влажными. Он говорил: «Привет», она улыбалась и кивала. А потом они занимались любовью, и Егор уходил. Несколько раз она пробовала предложить ему чаю, но он неизменно отказывался.

Катя знала, что он по-прежнему встречается с Шурой. Что стоит Шуре позвонить, как Егор вприпрыжку несется на Арбат, прихватив в знаменитом Смоленском гастрономе бутылочку белого полусухого вина, которое Шура любит больше всего.

Зачем она это делала? Она, сорокапятилетняя женщина, крепкая и пряная, как дорогой коньяк? Она, суперзвезда? (Пускай сейчас о ней почти никто не вспоминает, но Катя все еще надеялась сниматься.) Да и Егор не понимал, зачем так стремится в эту шикарно обставленную квартиру, почему его тянет к этой молчаливой женщине, податливой и мягкой. Он в нее не влюблен, она совсем не в его вкусе, она ему в матери годится, но никуда не мог он деться от странного, болезненного к ней влечения.