Джонелл Лоусон - Розы для богатых

Тетя ее была постоянным источником сплетен для жителей Тэтл-Риджа. Ее дом стоял в пяти милях от города, в излучине реки. Молли ни секунды не сомневалась в том, что ей есть на что употребить свое время, кроме как сидеть и точить лясы. Ее считали чудной, поскольку она предпочитала жить так далеко от центра событий и водить дружбу не с горожанами, а с Такером, старым самогонщиком.

Молли была миловидной женщиной, незамужней по своему собственному желанию. Ей было тридцать два года, когда она взвалила на себя обязанность воспитывать Отэм. Молли была необразованна, поэтому работала уборщицей в домах нескольких лучших семей города. Она часто говорила смеясь, что ее жизнь была ровной, легкой и прекрасно организованной, покуда у нее на руках не оказалась малютка.

У ребенка были розовые щечки, ротик, похожий на розан, большие умные глазки и волосы цвета кленовых листьев осенью. Имя Сью Энн всегда казалось Молли неподходящим; поэтому, наматывая как-то каштановый локон себе на палец, она решила назвать малышку Отэм.

Родителями Отэм были Хэрри и Сара Мак-Эван. Хэрри приходился Молли младшим братом и был бродягой. Однажды он возник на пороге ее дома вместе с женщиной на сносях и объявил, что это его жена. Молли не много могла рассказать Отэм о ее матери. Сара была молчаливой и мало говорила о своей жизни до встречи с Хэрри. Через две недели после того, как они пришли в Тэтл-Ридж, Сара умерла во время родов.

Хэрри был мечтателем, беззаботным гулякой и любителем петь песни. Какое-то время ему нравилось играть роль отца, но очень скоро он передал ребенка на руки Молли, а сам ушел из Тэтл-Риджа, похваляясь, что через год вернется королем «Гранд-оперы» и карманы его будут битком набиты стодолларовыми бумажками. Через два месяца он был убит в пьяной поножовщине на улице Нэшвилла, оставив в наследство Отэм чемодан со старой одеждой, моментальную фотографию Сары, видавшую виды гитару и 64 доллара 38 центов. Молли получила тело и похоронила брата в долине рядом с Сарой. Потом купила подержанную детскую кроватку за 64 доллара 38 центов и приступила к воспитанию ребенка.

Жизнь Отэм в Тэтл-Ридже была спокойна и небогата событиями. Если и происходило что-то из ряда вон выходящее, то случалось это преимущественно по ее же собственной инициативе и порождало новые волны сплетен. «О-хо-хо, – печалился народ, в удивлении покачивая головами. – Сразу и не поймешь, что мы дальше будем делать с этой девчонкой Мак-Эван».

Ранние воспоминания Отэм были туманными и нечеткими. Они состояли из череды кухонь, где ее шлепали по попке и призывали вести себя прилично, пока Молли убирается. Она всегда радовалась, когда наступал вечер, потому что тогда они могли вернуться в маленький домик около речки. Любимым ее временем были выходные, когда девочка могла лазить по горам, купаться в реке и наблюдать за тем, как Такер варит самогон в своем перегонном кубе. А по субботам они всегда ходили на дневной спектакль, а на обратном пути заезжали в закусочную Марта, чтобы съесть гамбургер и выпить лимонада.

Ее тетушка не была набожной женщиной, однако полагала, что ребенку следует кое-что знать о Вседержителе, и поэтому каждое воскресное утро они ехали в город в баптистскую церковь. В такие дни Отэм всегда чувствовала себя ужасной модницей: ей надевали маленькую белую шляпку с голубыми цветочками на полях и ботинки из настоящей кожи. Она с гордым видом, совсем не сутулясь, сидела рядом с тетей Молли и слушала, как проповедник Андерсон кричал, что нехорошо лгать, воровать, желать жену ближнего своего и прелюбодействовать.

Отэм размышляла над этими словами, и особенно ее интересовало, что значит желать жену ближнего. Она родилась с пытливым умом, и Молли часто говорила, поддразнивая ее, что первым словом, которое она произнесла, было «почему». Когда Отэм что-нибудь спрашивала, Молли обычно отвечала так, что девочке потом приходилось долго думать, пока она не находила собственных ответов.

Когда Отэм спросила про вожделение и прелюбодеяние, Молли села и все без обиняков ей объяснила. Отэм недоумевала, из-за чего проповедник Андерсон так кипятился, потрясал кулаками и сыпал проклятиями. Судя по всему, прелюбодеяние было довольно приятной вещью. Но, с другой стороны, гореть в вечном огне ей тоже не хотелось. Выход из этой ситуации еще придется поискать, но значительно позже, когда она вырастет. А пока было много гораздо более важных вещей, занимавших ее голову.

Просматривая телепередачи, Отэм начала вдруг сознавать, что за пределами Тэтл-Риджа существует иной мир, очень не похожий на ее собственный. Особенно в том, как люди разговаривали: там все говорили «хотим», а не «хочим», «что», а не «чо», «класть», а не «ложить», «после» вместо «опосля», «кажется» вместо «кажись».

Наконец однажды Отэм отправилась искать тетю, чтобы задать ей вопросы, переполнявшие юную головку. И нашла Молли за прополкой картошки, около ее ног бегали цыплята. Отэм погрузила босую ногу в грязь и, испытующе глядя на Молли, спросила:

– Вот я думаю. Люди в телевизоре говорят не так, как мы в Тэтл-Ридже. Мы другие, тетя Молли?

Молли оперлась на мотыгу и улыбнулась ей:

– Мы, наверно, кому-то кажемся немного странными. Люди в больших городах на Севере думают о нас, горушниках, как о грязных, неграмотных людях, которые только и знают что жевать табак да писать в кустах.

– Мы такие?

– Не все. Есть такие, а есть и другие.

Отэм посмотрела на тетю, широко раскрыв глаза из-за путаницы в голове.

– Джеб, там, в скобяной лавке, жует табак. Он такой?

– Нет. Джеб уезжал, он ездил везде. Джеб – правильный, умный мужик. Он грамотный, он светский.

Отэм встала в полный рост, отпихнула ногой комочек грязи и заявила:

– Что ж, я решила не быть грязнулей и неграмотной, я решила не писать в кустах. Я хочу быть как Джеб. Я буду светской.

– Как же ты собираешься это сделать?

Девочке пришлось минутку подумать над вопросом.

– Я буду читать, – ответила она и усмехнулась. – Я прочитаю все книжки в Тэтл-Ридже.

Молли кивнула в знак согласия:

– Пожалуй, ты права. Ты читай и, главное, хорошо учи арифметику. Тогда и станешь светской, как Джеб.

Отэм повернулась и пошла в сторону леса. «Так я и сделаю, – бормотала она. – Я буду читать, и читать, и читать, и буду учиться считать. – Она оглянулась на Молли и широко улыбнулась. – Я люблю книжки, тетя Молли, а больше всего я люблю считать».

– Ты куда собралась? – спросила Молли.

– Пойду помогу Такеру с его кубом.

Отэм вприпрыжку побежала по тропинке, думая о Такере. Одежда у него всегда была грязная, от него вечно воняло, и он жевал табак, и сок всегда тек из уголков рта. Наверное, он один из этих горушников. Только она все равно его любила.