Джудит Крэнц - Я покорю Манхэттен

– «Виделся», – с горечью пробурчал Тоби. – Сегодня это словцо используют для характеристики любых отношений – от случайных связей до предложения руки и сердца. Только вчера одна из твоих сплетниц, Мэкси, поведала мне, что Джулия Джейкобсон «видится» с молодым человеком, твоим новым художественным редактором из «Би-Би». Интересно, что это значит? Они что, видятся по ночам? Или по вечерам? Раз в неделю или дважды? И что, спрашивается, за идиот так извратил вполне приличное слово, что оно стало употребляться в его нынешнем жалком виде?

– Кто бы это ни сделал, мне лично ничего насчет Джулии не известно, как и насчет Брика Гринфилда, – заявила Анжелика, вступившись за отца. – Что касается папы, то у него это на самом деле были чисто случайные встречи. – Она даже не обратила внимания, что Инди и Мэкси обменялись встревоженными взглядами, и продолжала: – Там и речи не шло о том, чтобы он спасал кому-нибудь жизнь или с одной из них у него завязался роман, как у тебя с Инди. А сейчас я иду переодеваться. Время. Через полчаса за мной заезжает Данк. Мы отправляемся в кино.

– Я помогу тебе выбрать платье, – поспешно проговорила Мэкси, проигнорировав удивленно взлетевшие брови дочери, говорившие о ее недоумении: неужели мать и вправду думает, что она сама не умеет одеваться?

– А ты ведь и впрямь спас мне жизнь, – помолчав, заметила Инди после короткой паузы.

– Ты уже упоминала об этом. Несколько раз. Неужели сам факт спасения твоей жизни делает меня твоим вечным пленником?

– Если бы ты был китайцем и спас меня, то у тебя появилась бы передо мной куча обязательств. Ведь у них в этом случае считается, что спасший в ответе перед спасенным.

– Но я не китаец.

– Это уж точно. Зато ты представляешь Бегущих Раненых, – в сердцах бросила Инди. – Хватит с меня. Иду паковать чемоданы. Надоело, когда тебя не понимают.

– Что еще за «Бегущие Раненые», черт бы их побрал?

– Ты слышал, наверно, про ходячих больных? Ну, тех солдат, которых ранило, но они все-таки могут сами добраться до госпиталя, так что их не требуется выносить с поля боя. Тебя тоже ранило. Но ты не просто покидаешь поля боя – ты удираешь с него! И при этом почему-то бегаешь кругами – да еще так быстро, что даже не чувствуешь боли или можешь притворяться, что ее вообще нет. Да, не думала я, что ты таков. Мне казалось, ты вполне научился жить, не видя, и можешь даже добиться куда большего, чем остальные люди, то есть зрячие. И так будет всегда. А что касается твоей слепоты, то она окончательная и хуже уже не станет. Но вот оказывается, что ты сам решил изолироваться от жизни. От самой ее трудной стороны – от человеческих взаимоотношений. А это как раз та сторона жизни, куда вписываюсь я. И больше меня уже не интересует, почему именно ты так решил. Меня интересует только, как я могу и дальше продолжать любить тебя. Когда уже нет никакой надежды! Нет, я на это не согласна. Не хочу сама стать одним из «Бегущих Раненых».

– Обратилась бы к доктору Флоршайм!

– Я уже не ходила к ней несколько месяцев. Сеанс психоанализа окончен. Я ухожу от тебя, Тоби. Навсегда.

– Минуточку!

– Ну что там еще? – обернулась Инди уже с порога.

– Свои простыни ты что, тоже заберешь с собой? – задумчиво, с ноткой озабоченности в голосе, спросил Тоби.

– Конечно!

– И наволочки? И эти подушечки с рюшечками?

– К чему все эти расспросы? – огрызнулась Инди. – Если я отказалась от психоанализа, то это не значит, что я собираюсь отказаться и от своего постельного белья! Одно другого не касается.

– Это я спрашиваю потому, что мне кажется, спать на простом неглаженом белье я теперь, наверное, уже не смогу, – ухмыльнулся в ответ Тоби, у которого явно полегчало на душе, как если бы ему удалось наконец решить мучивший его долгое время вопрос.

– О? – сердце Инди застучало так гулко, что она испугалась: а не услышит ли этого стука Тоби, тем более с его обостренным, как у всех незрячих, слухом.

– Давай лучше сразу договоримся. Мы поженимся, но сундук с твоим приданым достанется мне. Идет?

За, шутливыми вроде бы словами Инди угадывала муки, которые разрывали душу этого упрямца, вынужденного в конце концов переменить свое однажды принятое решение.

– Сундук с моим приданым? То есть ты хочешь сказать – мое постельное белье? – уточнила Инди, медленно приближаясь к нему и всячески стараясь не выдать охватившего ее смятения и дрожи в руках.

– А что, разве это не одно и то же?

– Да это совершенно разные вещи. Надо же, сундук с приданым ему понадобился! – произнесла Инди с видом глубочайшего оскорбления, сыграв эту сцену так, как никогда еще не играла ни одну другую за свою, правда, недолгую, но блестящую карьеру в кино.

– Ну тогда давай скажем так: мы поженимся, но спать будем не на моих, а только на твоих простынях, – отчеканил Тоби уже в своей прежней повелительной манере, в которой, однако, чуткое ухо Инди уловило незнакомую ей нотку волнения.

– Это надо понимать как предложение руки и сердца. Так, по-видимому? – Инди почти удался презрительно-глумливый тон, но в последнюю минуту голос предательски дрогнул.

– Н-да…

– И ни на что другое ты не способен?

– Я, кажется, спас тебе жизнь? – спросил он в нетерпении, даже не пытаясь больше соблюдать приличия.

– Нельзя повторять это до бесконечности, Тоби Эмбервилл, – прошептала она, и сладость ее голоса явно диссонировала с суровостью сказанного.

Поднявшись со своего любимого стула, Тоби подошел к ней, и крепко прижал к себе здоровой рукой. При этом выражение его янтарно-карих глаз было таким нежным и счастливым, какого Инди еще ни разу у него не видела.

– Знаешь, – проговорил он негромко, – если бы тут рядом был торфяник, я повел бы тебя туда, нарвал кучу вереска, подарил бы его весь тебе и рассказал, как сильно я люблю тебя… Увы, рядом с нами только Сентрал-парк. Но я все равно говорю тебе, как сильно я люблю тебя. Я хочу прожить с тобой всю свою жизнь. До самого конца. И чтоб ты родила мне дюжину детей. И будь что будет!

– Ух ты!

– Это на твоем языке означает «да»?

– Это означает, что мне надо сперва переговорить со своим агентом, но, думаю, мы как-нибудь сумеем все устроить…

Две недели спустя секретарша Джамбо Букера связалась с патроном по внутреннему телефону в его сан-францисском офисе.

– На проводе мистер Эмбервилл, сэр, – сообщила она. – Звонит из Нью-Йорка. Соединить?

Звонок не удивил Джамбо. Он ждал его с того самого дня, как до Калифорнии дошел слух о том, что Каттер неожиданно расстался с «Эмбервилл пабликейшнс». Нынешний президент компании «Букер, Смайти энд Джеймстон» в течение уже двух лет не поддерживал никаких отношений со своим бывшим коллегой, сумевшим сделать столь головокружительную карьеру. Однако ошеломляющая новость о внезапном уходе Каттера из журнального бизнеса достигла ушей Букера по беспроволочному телеграфу, который осуществляет бесперебойную связь между всеми американскими корпорациями: в свое время подобный телеграф точно так же разнес и весть о сексуальных похождениях Каттера в Сан-Франциско.