Екатерина Риз - Квартирный вопрос

— Да ничего я не говорю, Глеб! Я просто не понимаю, как жить дальше. С тобой или без тебя… Я только свыклась с мыслью, что начинаю всё заново, к тому же одна. — Я схватила салфетку и скомкала её, сжав руку в кулак. — Ты даже не представляешь, чего мне это стоило. Мне!..

— А что с тобой не так?

Его спокойный, лишь с оттенком заинтересованности тон, меня бесил.

— А со мной всё не так. Потому что я — племянница Дорофеева. Знаешь, как меня за глаза называют? Принцесса на горошине.

Глеб попытался спрятать улыбку.

— Тебе кажется это обидным?

— Мне не на что обижаться. Грех жаловаться на то, что очень долго делало тебя счастливым. Просто когда я обо всём этом задумалась и захотела измениться… Очень тяжело было, — закончила я.

— Верю.

— Я никогда ничего сама не делала. Иногда пыталась, особенно когда повзрослела. Хотелось, как и всем, самостоятельности, поступков, широких жестов, но у меня ничего не получалось. Потому что за меня всегда думал дядя. Так было удобно и всем спокойнее, он всегда знал, как лучше.

— И ты мне хочешь сказать, что тебе это не нравилось?

Мы встретились взглядами, и у меня внутри разлилось тепло, я вздохнула свободнее. Сделала глоток вина.

— Наверное, мне даже в юности хватало здравомыслия, чтобы понять, когда он прав. Но людям ведь не объяснишь…

Мартынов кивнул.

— И ты выросла с печатью папиной дочки на лбу.

— Всё бы ничего, если бы меня не перестали воспринимать всерьёз.

Глеб покачал головой.

— Врёшь, Женька. Вот сейчас врёшь. Ты сама перестала себя всерьёз воспринимать, вот и весь ответ.

Я замолчала и только таращилась на Мартынова, а он вроде бы и не замечал. Был занят едой, и на меня взглянул только, когда за бокалом с вином потянулся. И поинтересовался как ни в чём не бывало:

— Я ведь прав?

— Ты бы про себя всё так понимал.

— С собой сложнее.

— Я встречалась с твоей женой, — сказала я, желая хоть как-то сбить с него спесь.

Он напрягся, я заметила, но ни удивления, ни возмущения не высказал. Только усмехнулся:

— И что?

— Да ничего. Она наговорила мне всякой ерунды.

— Наверняка, гадостей про меня.

— Какие гадости, Мартынов? Хуже, чем ты есть, тебя уже трудно обрисовать.

— Тогда брось меня, — посоветовал он.

— Из-за твоего гадостного характера? Вот ещё. Это не достаточный повод.

Глеб от души рассмеялся.

— Решила держаться до последнего?

— А ты собираешься меня испытывать?

— Боюсь, что испытания грозят мне. За тобой ведь глаз да глаз. Вот как, например, ты до Галки добралась? Я её неделю искал.

— А я не искала. У меня Сонька есть… — Я пожала плечами. — Ей стало любопытно.

Мартынов перестал жевать. Потом хмыкнул.

— Да уж… Нет на свете ничего страшнее женского любопытства. Что она тебе рассказала?

— Я же говорю — ерунды всякой наговорила. Зато я с Русланом познакомилась.

— А-а! И этот сукин сын точно не постеснялся в выражениях.

— Он просто посоветовал гнать тебя в шею, когда появишься.

— Козёл…

— Глеб, мы же за столом!

— И что? Правду говорить не стыдно.

— Может, я, конечно, как-то невнятно изъясняюсь, но всё это к тому, что я хочу всё знать. Мне кажется, я это заслужила.

Этот мерзавец ухмыльнулся.

— Не забивала бы ты себе голову, пиончик.

Я показательно нахмурилась.

— На эту фразу ты прав пока не имеешь.

— Правда?

— Это дядина прерогатива.

— А после свадьбы?

— Там посмотрим. Ты рассказывать думаешь?

Он сомневался. Время тянул и продолжал мне улыбаться, видимо, надеясь, что я отступлю.

— Это всё немного сложно.

— Я пойму, — заверила я его.

Глеб вытер рот салфеткой, потом поднялся из-за стола и отнёс грязную тарелку в раковину.

— Может, стоило потребовать объяснений до предложения руки и сердца?

— Может быть, — согласилась я и сглотнула вдруг вставший в горле тугой комок. — Но что сделано, то сделано. Глеб, ну пожалуйста!.. — не выдержала я. — Мне не просто любопытно, мне нужно знать.

Глеб подошёл ко мне сзади, его ладони легли на мои плечи, и я, поддаваясь его рукам, отклонилась назад. Он гладил меня, потом наклонился и поцеловал. Поцелуй был странный, с намёком на продолжение, и я даже заподозрила Мартынова в коварстве, решила, что он хочет таким образом прекратить неприятный для него разговор. Но он неожиданно прервал поцелуй, поддержал меня под спину, чтобы я не потеряла равновесие, и сказал:

— Я в душ.

В ванную, спустя некоторое время, я пришла сама. Принесла большое полотенце и футболку Мартынова, позабытую им в моём шкафу, которую я хранила целых полгода, так и не решившись от неё избавиться. Повесила всё на крючок, и вместо того, чтобы выйти, присела на пуфик и стала за Глебом наблюдать. За матовыми стёклами душевой кабины, была видна только его голова, он подставил лицо под струю воды и почти тут же фыркнул и головой замотал. Я улыбнулась. Совершенно не понятно, но прошло всего несколько минут, а я уже не злюсь на него. Так бы сидела и смотрела на него. Может, на самом деле ни о чём не спрашивать? Ведь не зря же говорят — меньше знаешь, крепче спишь.

Глеб выключил воду, головой снова потряс по-собачьи и из душевой кабины вышел. Дотянулся до полотенца и первым делом лицо вытер, потом обернул полотенце вокруг бёдер.

— Ты чего здесь сидишь?

— На тебя смотрю и думаю.

Он улыбнулся.

— Интересно… А я тоже кое-что придумал.

— Что?

— Поедем на море? Ты же хотела.

— Я полгода назад хотела.

— А сейчас не хочешь, что ли?

— Не знаю… Я приехала недавно, да и выставка.

— Я не предлагаю завтра, у меня тоже дел по горло. — Он сдёрнул с крючка ещё одно полотенце и принялся им вытираться, бросил его в корзину для грязного белья. — Через месяц… Ты придумай, куда ты хочешь поехать.

Глеб подошёл и присел передо мной на корточки. В глаза заглянул, потом погладил по щеке.

— О чём думаешь?

— Когда ты уедешь? — спросила я, холодея.

Он задумался, потом сказал:

— Через неделю, может, через две. Пока не знаю точно.

Я молчала, и он меня затеребил.

— Жень, я вернусь. Уеду на несколько дней… — Я кивнула, пряча от него глаза. — Или со мной поедешь. Тебе же нужно с Витькой встретиться, галерею посмотреть.

— Это ты всё устроил, да? С выставкой.

— Нет. — Он поднялся и руку мне протянул. — Я только назвал ему имя одной очень талантливой молодой художницы… А всё остальное — это он.

Я стукнула его по голому плечу.

— Я так и знала.

— Просто я знаю, чем он может заинтересоваться.

— Всё равно получается, что я твоя протеже!

— Как ты сказала? Протеже? Надо же…

Он смеялся, и я тоже улыбнулась, успокоилась немного, когда удалось отвлечься от беспокойных мыслей.

— Расскажи мне о Европе, — попросил Глеб, устраиваясь рядом со мной на постели. — Тебе понравилась поездка?