Дженнифер Крузи - Солги мне

— Отлично. Возьмете меня с собой? — спросила Мэл.

— Конечно, — сказала Эм, кивнув в ответ.

«Мы поедем все вместе — я, Мэл, тетя Трева и мама», — подумала она и тут же вспомнила о маме, о том, какой у нее был страдальческий взгляд, о том, как они с папой стояли вплотную друг к другу, как смотрели друг на друга, как они ненавидели друг друга. «Щенок. Собственный щенок. Собственная собака».

— Как только мама поправится, так и поедем, — сказала Эм, проглотив застрявший в горле комок.

«Мама обязательно поправится. Так все говорят».

— Мама скоро выздоровеет. Сейчас она выпила таблетки и спит, но она обязательно поправится, — добавила Эм.

— Скоро все уладится, — оживленно затараторила Мэл. Порой ее оптимизм раздражал Эм, но сейчас она была благодарна подруге. — Теперь, когда твоя мама заболела, твой папа вспомнит, как он любил ее прежде, он начнет о ней заботиться, и все будет хорошо.

— Папа поехал играть в кегли, — сказала Эм и сунула в рот соленый кренделек, избегая встречаться с Мэл глазами.

— Ох… — выдохнула Мэл.

«Щенок. Щенок. Щенок…»

Мэдди проснулась в девять часов. К этому времени боль несколько улеглась и сосредоточилась в голове, оставив тело в покое. Мэдди, пошатываясь, спустилась вниз, но стоило ей предпринять попытку прочесть этикетки на лекарствах, как затарахтел телефон, и она поспешно схватила трубку, не давая ему зазвонить опять и расколоть ее мозг на куски.

— Мэдди, это мама. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, мама.

«Зачем так кричать?»

— Мне позвонила Анна Хенли и спросила, здорова ли ты, и только тогда я узнала об аварии, — мать говорила таким тоном, что было ясно — она ничуть не удивлена случившимся. — Ты в порядке?

— Да, мама. — Голова Мэдди болела все сильней, а шея отказывалась шевелиться.

— Анна сказала, что ты крепко ударилась, — продолжала мать. — Она говорит, это была не твоя вина, а мальчишки Уэбстера, но ты же знаешь, какие они, эти Уэбстеры, все до единого. Хвала Всевышнему, что ты не виновата. Почему ты мне не позвонила? Ты хорошо себя чувствуешь? Может быть, мне приехать?

Мэдди поморщилась.

— Нет, не надо. У меня все нормально.

— Ты выздоровеешь к воскресенью, чтобы навестить бабушку? Ты же знаешь, какая она… Но если ты не сможешь поехать, я не буду настаивать.

— Смогу, — ответила Мэдди, лишь бы только отделаться от матери и побыстрее закончить разговор.

— Что-то не нравится мне твой голос. Я могла бы приехать сейчас же…

— Нет. Впрочем, на неделе мне потребуется твоя машина.

— В любое время. Еще светло, я могла бы сейчас подогнать машину к твоему дому…

— Спасибо, не надо. — Мэдди прижала ладонь ко лбу. Если мать все-таки заявится, она ее убьет. — Кстати, что это за слухи о разводе Глории Мейер? — спросила она, только чтобы уйти от опасной темы.

— Это чистая правда. — На слове «правда» мать сделала ударение, и Мэдди поняла, что сейчас услышит сногсшибательную историю. Впрочем, ее собственная история обещала быть ничуть не хуже. Когда дойдет до дела. «А вдруг Брент не изменяет мне? — подумала она. — Может быть, он прав, и все это — чья-то глупая шутка?»

— Муж Глории заявил, что она отказывается с ним спать, — голос матери звенел от негодования. — Представляешь?

Мэдди подумала о Барри Мейере. Как-то раз Трева назвала его мелким худосочным кабанчиком.

— Представляю, и без особого труда. К тому же он не ухаживает за своей лужайкой.

— Так она и сказала! Барри, мол, ничего не делает по дому. На мой взгляд, он совершенно никчемный человечиш-ко. Ходят слухи, будто Барри подозревает Глорию в том, что она встречается с посторонним мужчиной.

— Глория? — Мэдди задумалась, пытаясь представить Брента и Глорию вместе. Глория в трусиках с дыркой в промежности. — Ну, разве что со стригальщиком из «Хим-газона», — съязвила она.

— Уж не знаю, с кем, но я искренне возмущена.

— Я тоже. Мне совсем нетрудно поверить в то, что Глория не спит с мужем, потому что она вряд ли способна спать с кем-либо вообще. — Мэдди уселась на табурет, стоявший у телефона, и мельком взглянула на часы. Если она сумеет продержаться две минуты, это будет означать, что она здорова, и тогда ей можно будет повесить трубку, не встревожив при этом мать. Итак, придется потерпеть.

— Люди — загадочные существа, — сказала мать. — Порой кажется, что ты знаешь человека насквозь, а он вдруг выкидывает такой фортель.

— Какой фортель? Развод, что ли? «Господи, сейчас меня стошнит».

— Да нет же, я говорю про интрижку Глории.

— Что ж, садись на телефон и разузнай, кто бы это мог быть, — отозвалась Мэдди, вознося Господу молитву, чтобы предполагаемым любовником оказался не Брент. — Просто удивительно, что ты так бездарно тратишь время на болтовню со мной.

— Но, Мэдди, как же я узнаю?

— А как тебе стало известно, что Глория не спит с Барри?

— Он сказал своему брату, а тот передал своей жене, а та сообщила дочери Эстер.

Мэдди закрыла глаза.

— Ясно. Как поживает Эстер?

— Отлично. А ты? Ты уверена, что у тебя все в порядке с головой?

Сбить мать с главного пункта было невозможно.

— Давай лучше поговорим о Глории, — попросила Мэдди.

— Я уже все про нее сказала. Но если тебе интересно мое мнение, Глория всегда была такая. Помнишь, как она еще в школе устроила истерику из-за того, что ее не приняли в ученический совет младших классов? Она ревела в спортзале как белуга.

— Я пропустила это зрелище. — Мэдди постаралась припомнить Глорию в школе. Тогда она была еще бледнее нынешнего и ходила по коридорам, держась поближе к стене. Лишь однажды Мэдди заметила на ее лице признак румянца — в этот момент мимо Глории проходил Брент, футбольная звезда и кумир школы. Может быть, уже тогда надо было уступить Брента Глории.

— Глория на три года моложе меня. Когда она училась в младших классах, я уже поступила в колледж, — сообщила Мэдди.

— Это была великая притворщица, поверь мне, — мать явно оживилась. — Стоило ей задержать дыхание, и у нее синело лицо, ведь она и без того была похожа на мертвеца. Должно быть, она неправильно питается. И тем не менее Глория всегда добивалась своего. Такие бледные и субтильные девушки, похожие на пух одуванчиков, который вот-вот унесет ветром, они и есть самые опасные. За ними нужен глаз да глаз.

— И то верно, — сказала Мэдди, откладывая слова матери про запас.

— Возьми, к примеру, Кендэйс, которая работает в банке.

Мэдди подумала о Кендэйс, пышущей здоровьем и интеллектом полнотелой блондинке, которая могла бы побороть на ринге добрую половину своих клиентов.

— Я нипочем не назвала бы Кендэйс субтильной девушкой, — заметила она.

— Это все из-за того, что в ее жилах течет германская кровь. Обрати внимание — Кендэйс улыбается всем и каждому; тем не менее она менеджер в банке.