Елена Рахманова - Женское счастье

– Никого он не посылал, я сама пришла, – буркнула девушка.

– А с какой стати? – усмехнулась Татьяна. – Вы же не могли не понимать, что это ни к чему хорошему не приведет.

– Знаете, я всегда придерживаюсь правила: лучше жалеть, что сделала, чем жалеть, что не сделала, – с вызовом ответила ее юная собеседница. – А когда любишь человека, то и не на такое ради него пойдешь!

Татьяна даже задохнулась от подобной наглости. Так откровенно признаваться в своих чувствах к Гоше, и это в ее-то доме!

– Уходите, – решительно потребовала она. – Чтоб духу вашего через секунду здесь не было.

– Но почему? – воскликнула девушка чуть не плача. – Ваш сын вас тоже наверняка любит!

– Конечно любит! – ответила Татьяна без малейшего сомнения в голосе.

До Паши доносились обрывки фраз, но по ним никак нельзя было составить представление о предмете разговора. Но уж точно речь шла не об учебе и оценках. «Еще немного, и я лопну от любопытства», – подумал он.

– Вот и я люблю папу! – Девушка тем временем вскочила со стула и, сжав руки перед грудью, шагнула к Татьяне. – Почему вам так не понравилось, когда я об этом сказала? Что здесь такого плохого? Или вам не нравится, что у него такая взрослая дочь, как я? Но я и его, и вас заверяю, что не стану вмешиваться в вашу жизнь! Только, пожалуйста…

– Постойте, постойте, – воскликнула Татьяна, мотая головой. – Какая дочь? Чья дочь?

– Как какая? Как чья? – удивленно ответила девушка. – Папина. Я дочь Георгия Андреевича.

– Не может быть, – произнесла Татьяна, оседая на диване. – Такая взрослая и такая красивая?

Девушка мгновенно зарделась от удовольствия.

– Спасибо, что вы обо мне так думаете, – прошептала она.

«Эх, милая, – мысленно усмехнулась ее собеседница, – знала бы ты, что я о тебе думала до последней минуты». Но действительно взрослая и красивая – тут уж ничего не возразишь.

Словно почувствовав, что звенящая напряженность в атмосфере сменилась мягкими волнами общей растерянности и смущения, на пороге возник Паша, вцепившийся двумя руками в тяжелое блюдо для пирога, которое он, не найдя ничего другого, использовал как поднос.

– Вот, пожалуйста, – произнес он, не сводя напряженного взгляда с чашек, которые по неопытности уже наполнил чаем почти до краев. – Эй, берите же скорее, а не то уроню! – завопил Павел в следующую секунду, потому что сахарница изящно заскользила к краю блюда.

– Я сейчас! – Девушка кинулась к нему и ловко перехватила ношу. Затем, пододвинув ногой журнальный столик, опустила на него блюдо.

– Уф! – выдохнул Паша, словно эту сложную эквилибристическую операцию успешно проделал сам. – Прошу к столу. О-о, позвольте вашу курточку… Кстати, меня зовут Павел. А вас?

– Даша, – ответила девушка, стрельнув на него глазами.

Татьяна мгновенно ощутила себя не у дел, поэтому сдержанным покашливанием напомнила о себе.

– Простите, давайте по порядку. Кто вы и зачем сюда пришли? – спросила она, воспользовавшись тем, что сын с курткой гостьи удалился в прихожую.

– Я Даша, дочка Георгия Андреевича Ливнева, – повторила девушка. – А пришла я к вам потому, что исстрадалась глядеть, как он мучается…

– Минуточку, – остановила ее Татьяна. – А ваша мама где, позвольте узнать.

– Мама… – Даша задумалась, как бы поточнее выразиться, – мама, ну, она сейчас живет в Петербурге, где в одном военном ведомстве служит ее нынешний муж, генерал.

– И давно?

– Давно живет в Петербурге или давно живет с новым мужем? – Девушка осмелела и позволила себе подковырнуть старшую собеседницу, но тут же спохватилась: – Ой, простите, я не должна была так говорить.

Татьяна мысленно с ней согласилась: действительно, не должна, не те у них пока отношения. Вот когда-нибудь в будущем, возможно, но не теперь…

Вернулся Павел и сел так, чтобы быть ближе к девушке. Даша посмотрела на сына с матерью и сказала:

– Позвольте, я немного расскажу о нашей семье, тогда, вероятно, многие вопросы отпадут сами собой… – Ей ответили молчаливым кивком. – Так вот, мама с папой поженились совсем молодыми, и вскоре у них родилась я. Поначалу им пришлось туго. Вечно переезжали с места на место, жили по разным военным городкам, а жизнь там, я вам скажу, непростая. Мужья на службе, женам, кроме семьи, заняться нечем, а бытовые удобства оставляют желать лучшего. Но моя мама и из ящиков и картонных коробок могла создать уютную квартирку. К тому же всегда оказывалась на виду – красивая, энергичная, веселая. Ей чаще, чем другим, доставались завидные места то заведующей клубом, то библиотекаря, то официантки в офицерской столовой. Родители оказались схожи по натуре, оба деятельные, инициативные. Словом, у них была не жизнь, а своего рода соперничество, кто из них окажется более состоятельным в своей сфере деятельности. Тем не менее мы все трое были счастливы…

Татьяне было неприятно слушать дифирамбы в адрес Гошиной жены, пусть и расточаемые ее дочерью. Павлу же, не понимающему, к чему эта исповедь, доставляло удовольствие просто смотреть на Дашу, а то, что она говорила, он легкомысленно пропускал мимо ушей.

– …Пока папу не перевели в Москву и он не получил квартиру со всеми удобствами. От устроенной, обеспеченной жизни мама… ну, она вроде как заскучала. И тут в нее влюбился папин начальник, бравый, не обремененный детьми вдовец. Не стану вдаваться в подробности, это никому не интересно, – тут, конечно, Татьяна могла бы с ней поспорить, однако не стала, – но родители развелись. Я осталась с папой, поскольку к тому времени уже оканчивала школу и собиралась поступать в ГИТИС на театроведческое отделение, а мама с новым мужем уехала в Петербург, куда его направили на очередное место службы.

Даша замолчала и посмотрела на Татьяну, словно пытаясь понять, что еще ей надо знать, чтобы сменить гнев на милость в отношении папы.

– Чего же вы хотите от меня, Даша? – после долгого молчания спросила хозяйка дома.

– А разве непонятно? – удивилась девушка. – Чтобы вы продолжали хотя бы видеться с папой, если, конечно, он вам небезразличен…

Тут только до Павла дошло, при каком разговоре ему довелось присутствовать, и он во все глаза уставился на мать. Он в шутку иногда позволял себе называть ее старушкой, а по ней, оказывается, мужик сохнет. И не какой-нибудь там ученый кафедральный старикан в очочках, а настоящий полковник. Ну ни фига себе!

– Видите ли, моя дорогая Даша, – светским тоном начала Татьяна, – да будет вам известно, это ваш папа, Георгий Андреевич, ничуть не возражал против прекращения наших отношений.

Девушка открыла было рот, чтобы что-то возразить, но Татьяна ее перебила:

– Да, знаю, я повела себе после того, как увидела вас вместе, вполне определенным образом… Но он вместо того, чтобы попытаться выяснить, что тому причиной, дал понять, что знать меня больше не желает.