Мери Каммингс - Кольцо

— Ну что ты... Не надо! Ну перестань... — повторял Корм. — Ну не надо, ну услышать же могут. На вот тебе платок! Ну...

Всхлипывания становились все тише. Потом Нэнси, судя по звуку, высморкалась и хрипло сказала:

— Спасибо. — Шмыгнула носом. — Извини...

— Ничего.

Снова ненадолго стало тихо.

— Ну, и что ты теперь будешь делать? — спросил нако­нец Корм.

— Ничего. Получу деньги и уеду.

— Куда?

— Не знаю. Сама об этом все время думаю. В Денвере мне оставаться нельзя — там... все знают, что я его жена.

— Хочешь — приезжай ко мне.

— Зачем?

— Будешь жить у меня... Помогать мне готовить роли — у тебя это хорошо получалось. Захочешь — будешь спать со мной, не захочешь — не надо. Если тебе нужен... статус, я могу на тебе жениться... Чего ты смеешься — я буду неплохим мужем. Всех этих кинокуриц я уже в гро­бу видал! Ну что ты смеешься, правда?! — Актер явно обиделся.

— Ох! — Нэнси действительно рассмеялась, хриплым невеселым смехом. — Самое романтическое предложение, которое я когда-либо получала! Хорошо хоть про деньги не начал. Может, еще скажешь, для разнообразия, что лю­бишь меня?

— Нет... не буду врать. — Корм говорил очень серьез­но. — Наверное, я просто по натуре... не романтик. Но ты самый близкий мне человек — пожалуй, единственный близкий мне человек. И... я был бы рад.

— Спасибо, Стини. — Нэнси перестала смеяться. — Спа­сибо.

— Ну так что — согласна?

— Не знаю...

— Нэнси, да что с тобой?! — взорвался Корм. — Ты же мечтала стать режиссером, мы с тобой говорили об этом часами! А сейчас у тебя есть реальный шанс, а ты: «Не знаю... не знаю...» Что ты с собой сделала?! Ты же была чертовски талантлива — уж я-то знаю! Ведь та самая роль, на которой я поднялся, — мальчишка этот, жиголо, — она и получилась, потому что я делал так, как ты мне посове­товала! И я помню, как ты меня готовила для той кино­пробы! Я все помню: и как ты первая сказала — поезжай! — и в аэропорту тогда... Любая другая женщина бы плакала, а ты смеялась и радовалась — за меня и вместе со мной.

— Я потом поплакала... дома.

— Нэнси, да что с тобой?..

— Знаешь, я все это время нет-нет да и думала: может, он просто не знает, где я, поэтому ни разу не позвонил, не написал. Хотела даже написать ему... А оказывается — все он знал. Просто — не хотел меня, с самого начала — не хотел!

— Только не начинай снова плакать, пожалуйста...

— Не буду... Я иногда думаю: а может, во мне просто есть какой-то дефект... и меня вообще нельзя любить?.. Видишь, даже Дарра... Я ее кормила, гуляла с ней в лю­бую погоду, сидела с ней ночами, выхаживала, когда она ногу сломала... А теперь она ему хвостом виляет, а на меня даже не смотрит. Глупо, да?

— Глупо. И все, что ты говоришь, глупо. «Дефект»... «нельзя любить»! Ну не повезло тебе, мужик сволочью оказался — так плюнь на него, перешагни — и иди дальше! А ты на всем этом зациклилась... даже побоялась сказать ему, что мы с тобой знакомы!

— Я не побоялась. Просто не хочу, чтобы об этом узна­ла Алисия.

— Вот-вот! Ты губишь себе жизнь из-за старой бабы, которой давно уже нет до тебя никакого дела! Или ты что — думаешь, она и ко мне явится?!

— Я Нику тоже когда-то говорила, что он ее увидит — и попрется за ней, как телок на веревочке. Он смеялся, не верил... А теперь она на всех углах трубит, что они вот-вот поженятся, демонстрирует какой-то шикарный брас­лет с бриллиантами, который он ей подарил...

— Да опомнись ты! Ей же уже под пятьдесят, она вот-вот вообще в тираж выйдет!

— Она от силы на тридцать пять выглядит...

— Ну и что? Думаешь, тут таких мало?! Как бы они не штукатурились, от них все равно уже... мертвечиной несет! И если твой мудак таким идиотом оказался, что на старуху польстился...

— Не надо о нем так... Она... действительно... — Нэнси снова всхлипнула.

— Не надо о нем так?! А как я еще могу говорить о че­ловеке, который уже черт-те сколько времени сидит и нас подслушивает?! Даже нос высунуть боится!

Глава 26

Продолжать прятаться было просто глупо. Ник по­пытался встать, но нога затекла от неудобной позы, и он медленно, с трудом, поднялся, цепляясь за столбик тер­расы.

И посмотрел на них.

Нэнси, наклонившись вперед и держась за перила, ис­пуганно уставилась на него, на лице же Стивена Корма читалось такое откровенное презрение, словно он спе­циально репетировал это выражение перед зеркалом. Рука его по-хозяйски расположилась на плече у Нэнси — это заставило Ника окончательно потерять голову.

— Убери от нее руки, слышишь, ты! — взревел он. — А ты — иди домой, поговорим потом! — перевел он взгляд на Нэнси.

— Никуда она не пойдет! — процедил сквозь зубы Корм и для верности прихватил ее за локоть. — И нечего тут орать!

Но Ник продолжал смотреть на Нэнси, пока она не сделала маленький шажок в сторону — так, что рука акте­ра соскользнула с ее рукава. Еще шаг... еще... спустилась с крыльца и остановилась, не сводя с него глаз.

Вслед за ней спустился и Корм. Встал рядом — но хоть не тянул к ней больше рук.

— Иди домой! — повторил Ник.

Да, он многое хотел ей сказать — начиная с того, что именно она поставила его в эту идиотскую, нелепую, унизи­тельную ситуацию, заставив подозревать ее черт знает в чем! И какое право она имела рассказывать постороннему человеку о контракте, об их отношениях, об Алисии и рассказывать искаженно, подло, лживо! Сейчас он ей выскажет все, что думает на эту тему, все, чего не мог ска­зать прежде, слушая это вранье!!!

Но прежде — пусть этот актеришка немедленно уби­рается к чертовой матери!

— А ты — проваливай отсюда! — Кулаки сами сжались.

— Еще чего не хватало! — вскинул голову Корм. — Тут не твое поместье! Или ты что — и его купил уже?! Да, ко­нечно, ты у нас бога-атенький, все купить можешь... И ее, да?! — кивнул он в сторону Нэнси.

Краем глаза Ник заметил, что последняя фраза Нэн­си очень не понравилась — она резко взглянула на Корма и отступила от него на пару шагов, оказавшись рядом с бассейном.

— Она моя жена!

В тот момент, когда он услышал, как актер улещает Нэнси, суля ей исполнение всех ее мечтаний, — что-то перевернулось в его душе. Казалось бы, нужно только радо­ваться: его бывшая жена, с которой он именно сегодня собирается расстаться, будет не одна. И не с каким-нибудь неудачником, которому нужны только ее деньги: Корм известный актер, и к ней явно не ровно дышит (что бы он там ни говорил про «не романтика по натуре»).

Но здравый смысл тут был ни при чем. Его чахлые ро­стки даже не успели проклюнуться — все заглушила одна-единственная, простая и примитивная, застлавшая глаза багровой пеленой ярости мысль: «Как он смеет?! Она — моя! Моя жена!»

— Сволочь! — Очевидно не найдя иных аргументов, Корм решил прибегнуть к прямым оскорблениям.