Джулия Тиммон - Невольный обман

За прошедшие два дня он чуть не сошел с ума. Своим последним письмом Сара убила в нем остатки веры в женщин, в порядочность, в честность, во все то светлое в человеке, чему выдающиеся писатели в разных частях земного шара ныне, и век, и три столетия назад посвящали свои лучшие творения. Она уничтожила в нем и обострившееся вдруг желание создать семью, и радость обретения единственной подруги, и жажду с каждым днем становиться все лучше — ради нее, ради будущего, ради их еще не родившихся детей.

Сунув сотовый в карман пиджака, он ожесточенно стиснул зубы. На его огромном удобном столе зазвонил телефон.

— Мистер Баррет, с вами желает поговорить месье Тротье из Орлеана. По-моему... — послышался из трубки всегда жизнерадостный голос секретарши.

— Скажи, что меня нет, Рози, — перебил ее Николас.

— Вам все еще нездоровится? — спросила секретарша с сочувствием.

— Да, — ответил Николас. — Всех, кто будет меня спрашивать, продолжай переадресовывать к мистеру Энди.

— Хорошо, — с готовностью ответила Рози.

Николас положил трубку, благодаря судьбу хотя бы за то, что на людей, работающих с ним, можно положиться, ничего не опасаясь.

Зачем она это сделала? — подумал он, возвращаясь мыслями к звонку Сары. Решила посмеяться надо мной? Показать, что у нее все замечательно? Что ничуть не сомневается в сделанном выборе? Что, хоть и написала в письме, что ужасно сожалеет, на самом деле ни о каком сожалении даже речи не идет?

Или наоборот? Может, на душе у нее неспокойно? Может, она раскаивается, хочет все вернуть?

У Николаса защемило в груди. Но он решительно сжал в кулаки сильные пальцы и опустил их на стол.

— Как бы то ни было, меня все это не должно интересовать. Если она мечется, не знает, кого любит, с кем хочет быть, значит, нам с ней не по пути. Я в такие игры не играю.

Николас окинул взглядом разложенные на столе бумаги и почувствовал, что не испытывает к делам ни капли былого интереса. Сквозь приоткрытое окно до него доносились гудки мчащихся по улице автомобилей, голоса людей, чей-то смех.

Почему они смеются? — думал он, обхватив голову руками. Разве можно чему-то радоваться в этой зыбкой, переменчивой, жестокой повседневности? Для чего я живу на свете? Чтобы зарабатывать деньги? Ужинать в дорогих ресторанах? Носить эти добротные шмотки, будь они неладны! Я доволен, что у меня исполнительная секретарша, надежный помощник. Но они такие же люди, как Сара, как этот ее женишок. Сегодня любят одних, завтра других. Сейчас здесь, через час где-нибудь в другом месте, с другими начальниками, сотрудниками, друзьями, возлюбленными. Как все непрочно, недолговечно...

Николас медленно поднялся из-за стола, подошел к окну и посмотрел на виднеющийся из него кусок города.

По тротуару мимо здания центра шли люди. На скамейках у засаженных цветами клумб в это время дня практически никого не было — лишь парочка влюбленных подростков. Внимание Николаса сосредоточилось на них.

Бедняги, подумал он, криво улыбаясь. Еще и не подозревают, какая она на самом деле, эта чертова любовь. Чем заканчивается, что влечет за собой, к каким страданиям приводит. Сейчас им кажется, любовь — это предел мечтаний, лучшее, что существует в мире. Мне жаль их, искренне жаль...

Ему вспомнилось вдруг, как, выйдя в прошлое воскресенье на прогулку, они с Сарой тоже сели на скамейку в парке напротив ее дома. Он так же, как этот парнишка, шептал ей на ухо тогда какой-то вздор, она, как и эта совсем еще юная девушка, тихо смеялась.

А ведь это были и впрямь лучшие минуты моей жизни, подумал Николас. И ему до боли в висках захотелось еще раз прожить тот вечер, повторно насладиться им, надышаться до опьянения пропитанным ароматом Сары воздухом.

Его сердце сдавило желание разрыдаться, в носу защекотало, в глазах зажгло.

— Только этого не хватает, — злясь на себя, процедил он сквозь зубы. — Расплакаться прямо здесь, в офисе. Черт знает что со мною происходит! Нет, так дело не пойдет, надо приводить себя в чувства!

Николас покрутил головой, разминая шейные позвонки, вернулся за стол, взял в руки первый попавшийся документ, уставился в него, сдвинув брови, и начал читать. Но в мозгу не задержалось ни одного из прочтенных слов.

— Чертовщина какая-то! — проворчал он, кладя документ на место. — Я скоро с ума сойду, ей-богу!

Опять зазвонил сотовый. Лоб Николаса в считанные секунды покрылся испариной.

Неужели снова она? — успел подумать он, прежде чем достал телефон из кармана. Неужели считает, что недостаточно надо мной поизмывалась?

Звонила его мать Барбара.

— Ну, как у вас дела с Сарой? Не наладилось? — поинтересовалась она первым делом.

Николас давно привык щадить родных — рассказывал им о своих неприятностях только в крайнем случае. Но о разрыве с Сарой не мог не поведать. Во-первых, потому что буквально через полчаса после прихода ее последнего письма позвонила сестра и спросила о ней. Во-вторых, потому что он до невозможности хотел поделиться своим горем с кем-то родным и любящим.

— Нет, мам, с Сарой у нас не наладилось. Как это ни печально, я должен забыть о ней.

— Неужели все настолько безнадежно? — спросила мать, глубоко сострадая.

— Да, — ответил Николас, стараясь говорить не слишком убитым голосом. — Безнадежнее не бывает. Сара совершенно неожиданно поняла, что до сих пор любит своего бывшего жениха, прислала мне письмо, все объяснила, попросила больше не писать, не искать встреч с ней.

— Вот это да! — Барбара вздохнула настолько тяжело, будто прочувствовала за прошедшую минуту все те ощущения, которые пришлось пережить сыну. — А нам показалось, она очень честная и порядочная.

— Я тоже был о ней такого мнения, — ответил Николас, глуша крик отчаяния, рвущийся из души.

— Знаешь что, сынок! — воскликнула Барбара. — Приезжай сегодня к нам на ужин! Мы с Бетси приготовим что-нибудь вкусненькое. Ты ведь так любишь беседовать с папой!

Николас закрыл глаза.

— Спасибо, ма. Ты уж извини, но мне что-то не хочется ни о чем ни с кем беседовать.

Впрочем, перспектива провести этот вечер в кругу семьи, встречаться с которой удавалось не так часто, показалась ему сейчас довольно привлекательной. В доме родителей его любили, могли понять и поддержать. Но он никому не желал омрачать своим хмурым видом настроения.

— Не захочешь разговаривать, поужинаем молча, — настаивала мать. — Приезжай, мы по тебе соскучились.

Николас всерьез задумался. Что ему делать сегодня вечером, он не имел понятия. Работа не шла на ум, встречаться с друзьями, ехать в какой-нибудь ресторан, клуб или куда-нибудь еще не хотелось. От одной мысли о развлечениях и привычном окружении его тошнило. А занять себя чем-то, чтобы и вправду не свихнуться от гнетущих дум, следовало, и ничего лучшего, чем встреча с родственниками, нельзя было придумать.