Абигайль Кейси - Лабиринты ревности

— На тебе?

— Нет, на подробном воспоминании последних часов перед «Бездонной глоткой».

— Но я ничего практически не помню.

— Начни хотя бы с того момента, как старший сержант обнаружил твоего механического друга.

— Он тут же потребовал признания.

— Вибратор промолчал, а ты раскололась?

— Когда у виска дуло пистолета, ненужные слова выскакивают сами.

— А он мог бы на курок нажать?

— И сесть на электрический стул.

— За ревность много не дают. Убийство в состоянии аффекта.

— Если бы он приревновал меня, скажем, к древнему старичку или даже шимпанзе, суд бы его понял. Но за вибратор старший сержант получил бы высшую меру.

— В особенности если бы судьей оказалась одинокая женщина… Получается, он это осознал и обратился за решением проблемы к индейцу?

— Ты угадал. Старший сержант врезал мне хитрым ударом, и я моментально потеряла сознание. А когда очнулась, индеец уже науськивал друга на пещеру. Я долго лежала, прикидываясь, что по-прежнему без сознания.

— Индеец, конечно же, упирал на обычай своих предков.

— Не только. Он доказывал мужу реальную возможность избежать уголовного наказания в случае обнаружения моего тела. Мол, я одна приехала погостить в резервацию к его отцу-шаману и по глупости спустилась в «Бездонную глотку». Они еще рассчитывали, сколько я протяну без еды и воды.

— Что, собирались сообщить о твоем исчезновении, когда ты уже будешь в коматозном состоянии?

— Вряд ли. Еще ночью они оба должны были вылететь в Афганистан к месту постоянной дислокации. На год.

— Да, точный расчет. Если кто-то и спохватится, что ты исчезла, то подумают, что уехала к мужу.

— Еще индеец расхваливал эффективность древнего шаманского отвара из грибов, который отключает человека почти на сутки.

— Значит, они тебя угостили сонным пойлом, а потом наверняка загрузили в машину и отвезли в резервацию.

— Да. А доказать, что я очутилась в пещере не по своей воле, практически невозможно.

— А если патологоанатомы найдут следы грибного отвара?

— Ну спасибо за оптимистический прогноз!

— Но ведь это действительно может помочь раскрытию преступления!

— А шаман скажет, что я специально нахлебалась запретного напитка для получения кайфа.

— Ладно, оставим уголовно-криминальную казуистику. Лучше скажи вот что — они были выпившие?

— Когда я еще была в сознании — нет. Но, думаю, прежде чем спустить меня в пещеру, изрядно набрались. Трезвому старшему сержанту явно не пришло бы в голову оставить любимой жене всего одну спичку.

— Логично… А как ты предполагаешь, твой муженек, очухавшись, мог бы вернуться за тобой?

— Вполне. Но ему не дадут это сделать.

— Индеец?

— Да, он самый.

— Теперь они до конца дней повязаны еще и ликвидацией тебя.

— Но, Малыш, мы же еще живы?!

— Что да, то да.

Помолчали.

— Знаешь, Малыш, как хорошо, что ты не моряк.

— Из всех плавательных средств я предпочитаю доску для серфинга.

— И не пожарник.

— Лет до семи я мечтал о блестящей каске, брандспойтах и вое сирен.

— Как хорошо, Малыш, что ты не полицейский.

— Ловить преступников — не моя стихия. Джакузи, душевые кабины, биде, писсуары, унитазы — совсем другой коленкор.

— И не летчик.

— Зато я могу выдать высший пилотаж в дизайне.

— А тем более, не морской пехотинец.

— На убийство, даже санкционированное, я вряд ли способен. Однажды уложил из дробовика енота. Так потом целый год не мог избавиться от его предсмертного мутного взгляда и страдальческого оскала.

— Я тоже могу стрелять только в тире…

— Беретта, как я понял по перечисленным профессиям, ты теперь будешь как можно дальше держаться от любого, даже самого парадного мундира.

— Догадливый.

Помолчали. Потом Беретта вздохнула.

— Добрый ты, Малыш. Выходит, если мы выберемся отсюда, то твоя подлая супруга легко отделается.

— Мстить я в любом случае не собираюсь. Лучшая месть — это развод и вступление в брак с другой женщиной, более достойной, пусть и найденной в пещере.

— Для нее как спелеолога это будет невыносимо. А еще говоришь, что мстить не собираешься.

Помолчали.

— Малыш, иди ко мне.

— Опять?

— Но ты же хочешь?

— Может, побережем силы?

— А ты знаешь, почему я тебе позволила сразу?

— Испугалась, что я исчезну.

— Да, мне хотелось привязать тебя как можно прочнее.

— Тебе это удалось.

— Малыш, но я же не виновата, что у нас получилось все наоборот. Да, сначала люди влюбляются, а потом уж занимаются любовью. Но я не виновата, не виновата…

— Виновата темнота.

— Вот именно: этот проклятый мрак. Этот недвижимый воздух, эта невыносимая тишина…

— Тогда иди сюда.

— Ладно, только ты лучше просто лежи. Не сжигай драгоценные калории.

— Уговорила.

И снова у них все получилось — медленно, спокойно, без ложной страсти и фальшивого обоюдного финального оргазма.

Несмотря на не совсем подходящие условия для хорошего секса, оба испытали небывалое прежде удовлетворение — полное и безоговорочное.

Когда они лежали рядом в спальнике, тесно прижавшись друг к другу клейкими от спермы животами, она вдруг сказала:

— Как я хочу забеременеть.

— Но у нас еды осталось максимум на три дня.

— А я не хочу погибать именно сейчас, когда, может быть, у меня появилась возможность обрести настоящую любовь.

— Ты уверена?

— В чем?

— В любви.

— Малыш, ты прав: в этих антисанитарных условиях и на грани гибели о любви говорить просто смешно. А ты возьми и отыщи возможность спастись!

— Значит, ты уже не ждешь возвращения раскаявшегося мужа?

— А ты — раскаявшейся супруги?

— Нет, Беретта… А если твой солдафон все же вернется за своей великолепной стриптизершей?

— Добавь еще — славной минетчицей.

— Нет, правда. Придет старший сержант, возьмет на крепкие руки, пропахшие порохом, свою ненаглядную маленькую Беретту и вынесет к солнцу.

— Хочешь правду?

— Валяй.

— Я не хочу, чтобы он возвращался, даже как спаситель. — Ее голос вдруг обрел несокрушимую уверенность. — Лучше я приму смерть с тобой за компанию, чем влачить жалкое существование с гадкими вибраторами, замедленным стриптизом и ускоренным минетом.

Теперь она была готова умереть, если понадобится, вместе с тем, кого послала ей за мгновение до смерти насмешница-судьба.

— Нет, — сказал Малыш. — Я не могу принять такую жертву.

— Да я чувствую, что он сюда не вернется, чувствую…

— А вдруг вместо себя он пришлет индейца?

— Я об этом как-то не подумала. Давай тогда молиться всем индейским богам.

— Я знаю только древнегреческих.

— Тогда давай помолимся богине победы. Как ее зовут?