Эми Плам - Умри за меня

Наш город находился во власти немецкого гарнизона, который находился по близости, и мы должны были обеспечивать их провиантом и другими запасами. А так же… другими, неофициальными услугами.

Я могла слышать, как гнев набирал силу в голосе Винсента, пока он рассказывал, но я молчала, понимая, как тяжело возвращаться к этим воспоминаниям.

— Мы с родителями ужинали в доме Элен в тот вечер, когда двое пьяных немецких офицеров вломились в их дом, требуя вина. Отец Элен объяснила, что они уже передали все содержимое их винного погреба в армию, и им нечего было предложить.

— Это мы еще посмотрим! — сказал один из них, и, вынув оружие, они приказали Элен и её младшей сестренке раздеться.

Их мать с криками бросилась на офицеров, пытаясь протестовать происходящему.

Они застрелили её, а потом повернулись и застрелили мою мать, которая вскочила, чтобы защитить свою подругу. Моего отца убили следующим. Отец Элен бросился за дверь к охотничьему ружью, которое там прятал, но прежде, чем он успел прицелиться, один из немцев отобрал его и выстрелил отцу Элен в ногу. А другой офицер выпустил несколько пуль в меня, когда я попытался броситься на него.

Они держали нас живыми, истекающими кровь и прикованными наручниками к дверям, так, что мы могли только наблюдать. Они… напали… на Элен и её сестру. Элен боролась. Они её тоже застрели.

В голосе Винсента слышен был надлом, но глаза оставались твердыми, как кремень.

— Нас осталось трое, чтобы похоронить убитых. Я предложил остаться и позаботиться об отце и сестре Элен, но вместо этого, они попросили меня уйти и сражаться с нашими захватчиками. Я ушел той же ночью, присоединился к Маки.

— Сопротивление, — сказала я.

Он кивнул.

— Сельская ветвь Сопротивления. Днём мы прятались в лесу, а ночью спускались в немецкие лагеря, воруя оружие, еду и, если была возможность, убивали.

Однажды днём двое из нас были арестованы по подозрению в налете на склад с оружием накануне ночью. Хотя не я участвовал в налете, а мой друг. Я участвовал только в организации. У них ничего не было на нас. Но они были преисполнены решимости, заставить кого-нибудь расплатиться за случившиеся.

У моего друга были жена и ребенок в его родном городе. У меня же никого не было. Я сказал им, что это был я, и они расстреляли меня на городской площади в назидание остальным жителям.

— О, Винсент! — сказала я в ужасе, и закрыла рот руками.

— Всё нормально, — тихо сказал он, убирая мои руки, решительно глядя мне в глаза. — Я же сейчас здесь, разве нет?

И он продолжил:

— На следующий день эта история была уже в газета, и Жан-Батист, который остановился неподалеку в доме своей семьи, пришел в деревенскую «больницу» где меня выставили на всеобщие обозрение. Утверждая, что я — член семьи, он забрал моё тело и ухаживал за ним, пока я не очнулся через два дня.

— Как он узнал, что ты стал… таким как он?

— У Жан-Батист есть «видение» — что-то вроде радара для обнаружения «превратившихся в нежить». Он видит ауры.

— Он что-то вроде тех ребят, которые читают ауры в американской битве экстрасенсов? — спросила я с сомнением

Винсент рассмеялся.

— Ага, что-то вроде того. Он однажды пытался мне объяснить. У аур ревенентов есть свои цвета и яркость. После их первой смерти Жан-Батист может за мили увидеть ревенентов.

Он говорит, что это, как прожектор, направленный в небо.

Вот как он нашел пару лет спустя Амброуза, после того, как весь его американский батальон был зверски убит на поле битвы Лотарингии.

Жюль погиб в первой мировой войне, близнецы во второй, а Гаспар в середине девятнадцатого века во франко-австрийской войне.

— Гаспар был солдатом?

Винсент рассмеялся.

— А что тебя удивляет?

— Разве он не слишком нервозный для участия в сражениях?

— Он был поэтом, которого вынудили стать солдатом, с очень ранимой душой, чтобы осознать то, что он сделал на полях сражений.

Я в задумчивости кивнула.

— Получается, почти все вы умерли во время войн?

— В войну проще всего отыскать людей, которые погибли вместо других. Подобное происходит всё время, но, как правило, остается незамеченным.

— И так ты говоришь, здесь есть люди, погибающие по всей Франции, которые могут вернуться к жизни… при правильных обстоятельствах.

У меня голова пошла кругом. Всё это было немного через чур, даже несмотря на то, что прошло больше месяца, чтобы я могла свыкнуться с мыслью, что мир, в котором я живу, больше не был таким, каким я его всегда знала. Винсент рассмеялся.

— Кейт, подобное происходит не только во Франции. Готов поспорить, что ты прошла мимо порядочного числа ревенетов в Нью-Йорке, даже не подозревая, что пересеклась с зомби.

— Так почему ты? Я хочу сказать, в частности. С уверенностью могу предположить, что большинство спасших жизни пожарных или полицейских не очнутся потом через три дня.

Винсент ответил:

— Мы всё еще не понимаем, почему некоторые люди имеют предрасположенность к тому, чтобы стать ревенентами. Жан-Батист думает, что это что-то генетическое. Гаспар же уверен, что это судьба и некоторые люди были избраны. Никто не обнаружил доказательств в пользу хотя бы одного из предположений.

Я гадала, была ли это магия или природа, которая создала Винсента и остальных.

Теперь мне уже было сложно отделить одно от другого, когда правила, которым меня всю жизнь учили, встали с ног на голову.

Винсент потянулся к столику и налил мне стакан воды. Я приняла его с благодарностью, и, потягивая воду из стакана, я наблюдала, как стопка из журналов уже тлела в камине.

Он сел на пол, прямо передо мной. Диван был так низок, в Винсент высок, что его глаза были почти на одном уровне с моими. И он осторожно заговорил, тщательно подбирая слова.

— Кейт, я пытаюсь разобраться, как нам справиться с этим. Я уже говорил, что однажды дожил до двадцати трех лет. Прежде чем умереть, я пять лет избегал принуждения к этому. Меня попросил продержаться Жан-Батист, чтобы я получил диплом юриста и смог управлять бумагами семьи. Это было тяжело, но я смог справиться. Он подверг меня этому испытанию, потому что знал, что я сильнее остальных. И я видел, как он сопротивляется своим собственным призывам на протяжении тридцати пяти лет. Поэтому я знаю — это возможно.

— Женщина, с которой ты меня видела на другой день в Ла Палетт…

На Винсента было больно смотреть.

— Да, Женевьева. Жюль мне сказал, что она всего лишь друг.

— Я надеялся, что ты поверила ему. Я знаю, как это выглядело… компрометирующе. Но я попросил Женевьеву встретиться со мной в тот день, чтобы я смог порасспрашивать о её ситуации.

— Она замужем. За человеком.

У меня отвисла челюсть.