Эйлин Форрест - Самый длинный выходной

— Сэр, — пробормотала Эйлин, томно опуская ресницы, — это так неожиданно.

— Я должна позвонить маме и рассказать ей, — сонно сказала Эйлин. Она лежала на софе, ее голова покоилась на колене Джоэля. Быть с ним — больше не означало для нее кружиться на карусели веселья. Она чувствовала себя в безопасности. В будущем все решения они будут принимать вместе и ответственность поделят на двоих. Они изрядно намучились, укладывая Гей в постель, но это совсем не огорчило Эйлин.

Почувствовав новую связь между родителями, Гей попыталась настроить одного из них против другого. Эйлин предложила ей сэндвичи к чаю, а Гей сказала: «Нет, Гей хочет, чтобы это сделал Джо». Джоэль предложил почитать ей на ночь сказку, а она закричала: «Мамочка, мамочка. Гей хочет, чтобы мамочка».

Она отказывалась раздеваться, отказывалась мыться, а оказавшись в ванне, ни за что не желала вылезать из нее.

— Я выключил свет, а она все еще там сидит, — сокрушенно пожаловался Джоэль, придя на кухню за моральной поддержкой.

— Поговори с ней спокойным и твердым тоном, — сказала Эйлин.

— Я пытался, но она вопит, как сумасшедшая.

— Пускай вопит.

— Она может накричаться до грыжи или порвать голосовые связки.

— Для этого у нас есть дома врач.

— Я бы оставил ее, но так холодно, — пробормотал Джоэль. — Ну, ладно…

Он ушел, и Эйлин с некоторым удовлетворением слушала гневные крики Гей. Через несколько секунд он принес ее, сопротивляющуюся, завернутую в большое банное полотенце.

— Мамочка! — вопила Гей. — Плохой Джо, — бубнила она.

— Ужасная, ужасная, ужасная Гей, — крикнул Джоэль.

Эйлин хихикнула.

— И часто она себя так ведет? — в отчаянии спросил Джоэль.

— Ну, что ж, доктор Швейзенберг, вам следует знать, что это то, что мы, вульгарные непрофессионалы, называем «игрой на чувствах».

— А, «поведенческий синдром»?

— Именно.

— Может быть, она влюбилась в своего отца? Страдает от беззащитности, ревности и неумения выразить свои чувства?

— От всего перечисленного сразу, — сказала Эйлин, — кроме последнего. В этом у нее нет проблем.

— Ты права, скажи, ты когда-нибудь шлепала ее?

— Это бессмысленно.

— Значит, ты пробовала?

— Иногда. Но я не думаю, что это правильно — это, скорее свидетельствует о ленивом родителе.

— Ну, так значит, я ленивый родитель. Гей! — сказал он суровым тоном. — Сиди спокойно и веди себя как следует, иначе папочка устроит тебе такую порку, какой ты еще не видывала.

— Папочка, — Гей сделала ударение на незнакомом слове.

— С этой минуты я буду твоим папой, нравится это тебе или нет. Поэтому веди себя нормально!

Общими усилиями им удалось надеть на нее пижаму и засунуть в постель.

Выйдя из спальни, Джоэль взял Эйлин за руку.

— Знаешь что? Дети не должны рождаться случайно. Право иметь ребенка надо выстрадать, надо за него молиться, надо, чтобы тебя признал достойным Совет Родительских Цензоров, чтобы твою душу испытали с помощью новейшей электромагнитной душеграммы.

— В этом случае, — тихо сказала Эйлин, — у нас бы не было Гей.

— Я понимаю. Но это единственный правдивый аргумент против всего, что мы натворили, а теперь она нам за это покажет.

— Джоэль, ты действительно считаешь ее… неуравновешенной… в психологическом отношении?

— Я считаю, что она самая упрямая, самая здоровая и уравновешенная ведьмочка во всей округе, и проблема выживания касается только нас.

Эйлин почувствовала себя такой усталой, как будто она сыграла в хоккейном матче, но это была восхитительная усталость. Она лежала с полузакрытыми глазами, слушая слова Джоэля.

— Я не смогу часто видеться с вами, пока не сдам экзамены, но я завалю вас букетами цветов, страстными телеграммами и открытками. Лучше открытками, так дешевле.

— М-м, — промурлыкала сонно Эйлин.

Тут она вспомнила, что пообещала позвонить матери. Она не собирается повторять ту же ошибку дважды.

— Ты действительно должна? — рассерженно спросил Джоэль.

— Я обещала. Она волнуется из-за Гей.

— Ей пора перестать.

— Ты очень несправедлив, — холодно сказала Эйлин, вставая с софы.

— А когда она была ко мне справедливой? Во всяком случае, скоро мы будем вне ее покровительства. Как только я сдам экзамены, мы поедем на юг.

Эйлин внезапно почувствовала дрожь. — А как же моя работа?

— Посмотрим. А где ты работаешь? Ты ведь еще не сказала мне.

— Сейчас я готовлюсь стать декоратором внутренних помещений. Я изучила коммерческий французский и теперь веду всю переписку на французском языке, — с гордостью сказала Эйлин. — Я продолжаю посещать курсы, и скоро меня, наверно, возьмут в качестве ассистента.

— Ты умная малышка. Но то же самое ты сможешь делать и в Лондоне, — беззаботно сказал Джоэль, а для Эйлин это прозвучало так, как будто он считал ненужными все ее усилия и усердную работу. — Французский понадобится в Африке, — добавил Джоэль. Мы могли бы поехать в Гвинею.

— А я совсем лишена права голоса? (Совместные решения? Какой абсурд!)

— Ты же говорила, что любишь путешествовать.

— Это было много лет назад.

О Боже, они снова начинают ссориться. Она разочарованно посмотрела на Джоэля, лежащего на софе. Он на самом деле хочет в Африку! Тут Эйлин почувствовала угрызения совести.

— В Гвинее, наверно, интересно, — осторожно сказала она, — но мне бы хотелось вначале это обсудить.

— Ты — моя храбрая исследовательница. Иди посиди еще.

— Нет, я должна позвонить матери.

— Тогда мне тоже придется позвонить моей, и остаток вечера мы проведем в плохом настроении.

— Какие они, твои родители? — спросила Эйлин, воображая, какую фантазию она услышит на этот раз.

— Они, — начал Джоэль, осторожно произнося каждый слог, как будто повторял урок, — очень уважаемые столпы еврейской общины. Мой отец — врач, работящий, честно делающий свое дело, а моя мать обожает его, а также и меня.

Так все стало на свои места. Фантазия Джоэля насчет хайлендских крестьян, шпионов и оперных певцов были защитной реакцией на снобизм мелких буржуа, как и его стремление путешествовать и искать приключения. Неудивительно, что будучи так любим собственной матерью, он горько переживал критическое неодобрение Форрестов. Эйлин почувствовала, что, наконец, начинает понимать его.

— Они что-нибудь знают обо мне?

— Нет, ни звука не слетело с моих губ. Я не привык трепать имя женщины даже в респектабельных клубах Голдерз Грин.

— Они будут возражать?

— Моя мать придет в бешенство из-за того, что я лишил ее возможности быть бабушкой в течение трех лет, а отец выставит на стол мерзкое сладкое вино и выразит надежду, что в следующий раз это будет мальчик.