Эйлин Форрест - Самый длинный выходной

Как всегда, Джоэль был непредсказуем, и Эйлин никогда не знала, когда он может позвонить, требуя ее немедленного прихода, а в другой раз проворчать, что он весь зарылся в книгах, и никто не может его вовремя разрыть, чтобы он не опоздал на свидание с ней.

Но в одном на него можно было полностью положиться: почти каждый день он заходил и вел Гей гулять. Иногда он приходил, когда Эйлин все еще была на работе, а иногда после чая, так что они могли погулять с ней вместе. Постепенно Гей начала воспринимать Джоэля как нечто само собой разумеющееся и относилась к нему, как к обычному отцу, а не как к очаровательному незнакомцу.

Сама свадьба представляла определенные проблемы. Очевидно, следовало пригласить родителей Джоэля, хотя Эйлин казалось, что теперь наихудшее время для знакомства с ними. Она живо воображала себе, как родители с обеих сторон подозрительно изучают друг друга, стараясь вести вежливую беседу. Возможно, родители Джоэля сочтут ее испорченной женщиной, которая сбила их дорогого сына с пути истинного. К счастью для Эйлин, его мать написала в письме, что они решили не приезжать. Они были сильно задеты как прежним молчанием Джоэля, так и всей этой затеей. «Это не будет свадьба в том смысле слова, в каком мы понимаем ее, — писала она. — Поэтому мы с твоим отцом останемся дома и встретим вас здесь». Джоэль пытался скрыть свое разочарование, точно так же как Эйлин — свое облегчение.

— Так, наверно, лучше. Терпеть не могу всякие семейные неурядицы. Теперь мы можем устроить такую свадьбу, какую хотим, и пошли все к черту.

Кроме того, была проблема с Гей. Родители Эйлин с их современными либеральными взглядами не видели причины, почему она не должна присутствовать на свадьбе своих родителей. Но Эйлин и Джоэль смотрели на вещи более старомодно. Кроме того, они не были уверены в поведении Гей, которая могла нарушить церемонию регистрации брака.

В конце концов Гей оставили с добрыми друзьями, а в числе приглашенных на свадьбе были только родители Эйлин, Фиона и Ангус, друг Джоэля по мединституту.

Поначалу казалось, что удовольствие получает от церемонии лишь одна Фиона. Она надела по этому случаю невероятно короткое платье с яркими цветными узорами, а к нему — белые чулки, оранжевые туфли и громадные солнечные очки.

— Обожаю свадьбы, — радостно сказала она, — хотя для себя лично я бы предпочла более пышную церемонию. Но и здесь очень мило. — Ах, Джоэль, ты выглядишь таким респектабельным.

— Это мой экзаменационный костюм.

Эйлин впервые увидела его в темном костюме, и хотя с квадратным лицом и вздернутым носом его нельзя было назвать красивым, он выглядел очень сильным, бодрым и изысканным. Эйлин вдруг представила его ответственным врачом, разумным и симпатичным, очень сведущим в своей области. Да, он будет очень хорошим врачом. А она будет женой врача, и ей придется забыть о своем стремлении стать декоратором. Жаль, конечно, потому что ей это интересно, но ничего не поделаешь.

Друг Джоэля, Ангус, высокий худой юноша, явно выросший из своего экзаменационного костюма. Он очень стеснялся и нервно потирал руки. Он не спускал глаз с пышных форм Фионы и застенчиво улыбался.

Что касается родителей Эйлин, они не уступали свадебному ритуалу. Мать была без шляпы и без перчаток, как обычно, а отец надел один из своих самых ярких галстуков. Все же, — подумала Эйлин, лучше уж так, чем если бы они выглядели неестественными. Они были бы счастливы, если бы Джоэль надел джинсы и спортивную рубашку, и, вероятно, были слегка разочарованы, что он не сделал этого.

— Неудивительно, что многие браки разрушаются, если семейные пары начинают свой совместный жизненный путь в новой неудобной одежде, — сказала однажды ее мать. Она часто хвасталась, что они с Генри поженились во время ленча, когда оба были еще студентами, и после этого вместе пошли на лекцию.

— Мне бы хотелось новое платье, — сказала Эйлин.

— Конечно, но ничего вызывающего.

— Я никогда не ношу вызывающие вещи, — сердито ответила Эйлин.

В конце концов она купила себе совсем простое платье оранжевого цвета, коричневые замшевые туфли и коричневую замшевую сумочку.

— Ты красавица, моя медовая конфетка, — прошептал Джоэль, сжимая ее руку. — Ты счастлива? Ты хочешь убежать отсюда? Ты в этом уверена?

— Да, — ответила Эйлин. — У меня в кармане единственный билет к Архангелу.

Как можно быть уверенным на все сто? Она почувствовала привкус сомнения, но тут же подавила его.

Все сидели в зале ожидания, пока, наконец, регистратор не пригласил их войти, и короткая церемония состоялась.

Потом у них был очень веселый ленч. Вино развязало языки. Фиона болтала с Джоэлем; Ангус разошелся и обсуждал проблемы медицины с отцом и матерью Эйлин; Эйлин молчала, но сидела сияющая. Она их всех любила. Лишь в редкие минуты она вспоминала, что, должно быть, чувствует ее мать.

Она была столь приятна и спокойна, так готова помочь, относилась к Джоэлю с неожиданным дружелюбием; говорила об их предстоящих планах с таким сердечным одобрением, что Эйлин начала думать, что мать со всем смирилась. Она даже сказала, что собирается вернуться на работу.

— Эти два года были необычайно интересны, но теперь мне хочется испытать себя в чем-то новом. Думаю, что попробую работать с трудными детьми.

— Хорошая мысль, — одобрил отец.

Лишь однажды она задумчиво произнесла: «Как вы думаете, вы сможете навестить нас на Рождество? В этом году Гей уже достаточно подрастет, чтобы оценить елку и подарки».

— Не знаю, — пробормотала Эйлин.

Потом, проснувшись как-то ночью и отправившись на кухню выпить глоток воды, она услышала из спальни родителей звуки рыданий.

Слушать под дверью так же презренно, как и читать чужие письма, и все же есть мало людей даже среди тех, у кого высокие принципы, кто не откажется от этого. Ее мать плакала. Ее мать, которая редко повышала голос, никогда не теряла терпения и не выражала мнения, не будучи полностью уверена в его правильности.

— Я не могу выносить этого, — доносился голос матери, такой странный, прерывающийся от слез. — Я не могу выносить этого, Генри.

И затем голос отца, более уверенный.

— Ты моя хорошая смелая девочка. Конечно, ты вынесешь это.

— Но Генри, я… я люблю этого ребенка.

— Я знаю.

— Я не смогу пережить ее отъезд.

— Что поделаешь, нам обоим придется смириться с этим.

— Помоги мне, Генри, помоги!

Слезы застилали глаза Эйлин, и она вернулась в свою комнату, не дослушав конца беседы.

Надо же, два человека, прожив вместе двадцать лет, все еще чувствуют теплоту по отношению друг к другу. Будет ли она испытывать такую же уверенность в Джоэле, а он в ней после двадцати лет совместной жизни?