Энн Чарлтон - Счастливая находка

— Да.

— Значит, я могу на вас рассчитывать?

— Да… но…

На что это она сейчас согласилась? — подумала Александра. Да он опасный человек! Как ловко провел перекрестный допрос, словно они в зале суда.

— Послушайте, — вдруг встрепенулась она, — я не давала согласия идти с вами на обед.

— Но вы же сказали «да». Лишнее доказательство того, что у вас доброе сердце.

К тому времени, когда Бренну ополоснули, вытерли насухо, одели и запеленали, одежда на Райли и Александре совершенно промокла.

Положив Бренну на коврик на полу и бросив Райли полотенце, Александра скрылась в своей комнате, чтобы переодеться. Как только закончилось купание, у Бренны проснулось чувство голода и она заорала так, что Александра, быстро натянув трикотажный топик и запахивающуюся ситцевую юбку, пулей помчалась на кухню, чтобы согреть молока.

Внизу она налетела на Райли. Его голова и лицо были замотаны полотенцем. Он инстинктивно ухватился за Александру, а она, стараясь не упасть, уперлась руками ему в плечи. Тут только она поняла, что он снял мокрую рубашку. В поисках более устойчивой опоры, ее руки скользнули вниз — сначала на мощные бицепсы, потом на волосатую грудь и, наконец, на что-то гладкое и округлое. На мгновение она замерла в этой позе — она обнимает Райли за талию, ее ладони прижаты к его голой спине.

В ушах у нее вдруг зашумело. Райли смотрел на нее из-под синего полотенца.

— Моя рубашка насквозь промокла, — сообщил он. — Пришлось ее снять.

Зачем он это говорит, подумала она, и так понятно. На лбу у нее выступили капельки пота. Что за погода! Такая влажность. Слишком жарко даже для субтропиков.

— Ну, да, — сказала она, будто только что заметила его голую грудь. Она покинула горячую зону и отправилась на кухню. Ее руки горели. И что, черт возьми, происходит с ее коленями?

Райли пошел за ней, все еще вытирая голову. Он был босиком.

— Я сунул рубашку в вашу сушилку. И носки туда же. Я наступил в лужу перед домом.

А, значит, это не в ушах у нее шумит. Это сушилка! Ей стало немного легче. Она поставила греть молоко, стараясь не обращать внимания на Райли. Зачем только она попросила его остаться? Теперь она не чаяла от него избавиться. Интересно, как долго будет сохнуть рубашка?

Неужели, думал он, она не могла надеть что-нибудь менее прозрачное? Другую юбку, например. А уж топик… Бретельки сползали то с одного, то с другого плеча. Время от времени она дергала плечом, чтобы вернуть бретельку на место. Точно таким движением плеча она иногда отметала его замечания.

Райли не мог ее понять. Он был уверен, что ее тянет к нему. Она сама в этом почти призналась. Однако он чувствовал, что, если дело не касалось проблемы ребенка, ей на него наплевать. Возможно, она подавляет свои инстинкты?

Александра наклонилась, чтобы достать из сумки детское питание, и одна бретелька снова сползла с плеча.

— Вы уверены, что Бренне уже можно давать эту кашу? — спросила она, читая этикетку.

— Продавщица в аптеке сказала, что можно.

— Но мы же не знаем, сколько Бренне месяцев, — возразила Александра. — Здесь написано, что можно давать, начиная с четырех месяцев.

— Я сказал продавщице, что девочка вот такая. — Он развел руками, как обычно делают рыбаки, рассказывая о своем улове.

Александра рассмеялась и бросила на него покровительственный взгляд — так часто смотрят женщины на неловких и недалеких мужчин. В который уже раз она повела плечом, и это рассердило его больше, чем ее взгляд, поскольку бретелька вернулась на место и он уже не видел этого прелестного, немного веснушчатого плеча.

Все. Он сделал то, что сделал бы любой порядочный мужчина. Но больше он не даст себя заманить этими жалобными «О, Райли» и «Вы мне нужны» и просительным выражением больших серых глаз. Он подождет, пока высохнет рубашка, и тут же уйдет. Пулей вылетит. Осталось минут двадцать, не больше.

Райли сидел в шезлонге и кормил Бренну из бутылочки, когда дверь отворилась и вошел Сэм.

— Разрази меня гром! — воскликнул он, внимательно оглядев Райли, его голый торс и босые ноги. Потом хитро подмигнул Александре и снова уставился на Райли.

— Это папочка твоей крошки? Они похожи, как две капли воды.

Райли раздул ноздри от возмущения. Александра уже знала, почему он так болезненно воспринимает намеки на его сходство с Бренной — это лишнее напоминание о том, что он никогда не сможет иметь детей.

— Райли любезно согласился покормить Бренну, пока сохнет его рубашка, чтобы я смогла сварить кашу. — Она перевернула страницу книги. — Черт, сначала надо было дать кашу, а потом молоко.

— Думаю, Бренна об этом не знает, — ответил Райли, глядя на девочку, удобно устроившуюся у него на руках. Она сосала молоко и беспрестанно шевелила пальчиками ног.

Райли и Сэм быстро подружились. Александра воспользовалась этим и выскочила в сад, чтобы нарвать орегана и итальянской петрушки для томатного соуса к спагетти, которые она собиралась приготовить себе на ужин. Она умирала с голоду.

Бренна допила молоко, и Райли, мельком взглянув на страницу книги, посвященную срыгиванию, похлопал ее по спине; она срыгнула. Потом он передал девочку Александре.

— Ваша рубашка, наверно, уже высохла, — сказала та резче, чем ей этого хотелось.

— Если вас это раздражает, сказали бы об этом раньше. Я бы одолжил у вас ту рубашку, которая была на вас утром.

Он пошел за рубашкой, оставив ее размышлять над двумя проблемами: во-первых, о том, почему она смущается от того, что он полуголый, а во-вторых, что рубашка, которая была на ней утром, действительно ей велика и выглядела бы лучше на его широких плечах. Какой же он скорый на критику — и кофе ее плох, и одевается она не так, и имя для ребенка выбрала не то!

Пока Александра кормила кашей Бренну, Райли надел рубашку и стал застегивать пуговицы. Тут Александра обратила внимание на его босые ступни.

— Ваши носки тоже, верно, высохли.

Райли показал один носок.

— Другой куда-то подевался.

— Как это?

— Не знаю почему, но это происходит со мной постоянно. Закладываю пары, а вынимаю по одному. Можно сказать, парадоксы жизни.

Сэм весело захихикал и, пока Райли обувал ботинки без носков, сказал:

— Я разбирал барахло на чердаке и нашел старую кроватку, в которой когда-то спала моя племянница. Кроватка в полном порядке. А еще нашел старые пластинки 78-го года и игрушечную железную дорогу, которой не менее пятидесяти лет.

— Пластинки? — оживился Райли. — Что за пластинки?

— Дюк Эллингтон, а может, и Эррол Гарнер. Вам как пианисту это может быть интересно. У меня есть старенький «Стейнвей», на котором я иногда играю. Его следовало бы настроить, но это чертовски дорого…