Ребекка Кэмпбелл - Рабыня моды

Но вот с кем? Ни один мужчина из моего круга не подходит. Самые красивые мужчины, естественно, не любили женщин. Самые сексуальные были женаты, и пусть я иногда веду себя безнравственно, но все же не настолько опустилась. Нет, это должен быть кто-то не из моего круга. Я подумывала об упомянутом ранее прекрасном Данте, который всегда добавлял шоколад в мой утренний латте (и в офисе я всегда с содроганием вылавливала его ложкой и выбрасывала). Он был хорошеньким и, как все итальянцы, напоминал маленького шершня. Но, честно говоря, мне не хотелось с ним общаться. Еще я размышляла о Максе из клуба «Турбо спортс», который находился в моем доме. Я видела его однажды в спортзале — его тело блестело от пота. Макс был настолько крепкий, что напоминал питбультерьера. У него были холодные глаза, как у серийного маньяка — душителя кошек, но это мне даже нравилось. Так не похоже на милого беспомощного Людо. Но снова нет: у него была слишком маленькая голова, и при разговоре он в основном обходился мычанием и непристойными жестами. Всегда еще оставался странный маленький человек, который приходил чинить наш компьютер. Однажды он подарил мне огромный цветок подсолнечника, чем привел меня в замешательство. Но бойтесь идиотов, дары приносящих, — это моя любимая фраза.

И так происходило со всеми мужчинами, которых я встречала: слишком старые, глупые, страшные, голубые, невысокие, скупые, недалекие.

— А как твоя девушка относится к тому, что ты работаешь в мире моды рядом с великолепными женщинами? — спросила я Лайама, нисколько не стесняясь.

— А почему ты решила, что у меня есть девушка? Разве у меня не может быть печальная, меланхоличная душа, одиноко блуждающая по жизни в поисках любви?

— Нет, — был мой ответ.

— Так случилось, что сейчас у меня переходный период от одной девушки к другой, и это позволяет мне экономить на розах, зато я трачу целое состояние на «Гиннесс».

—Терпеть не могу «Гиннесс». Старческая желчь, наверное, такого же вкуса.

— Знаешь, все зависит от того, где ты его пьешь и…

— С кем ты его пьешь?

— Я собирался сказать — и как оно разлито. Но раз уж ты упомянула…

— Я где-то слышала неплохое ирландское выражение, — сладким голосом произнесла я, — «дерьмо из глотки».

Впервые Лайам рассмеялся. По сравнению с его сказочной улыбкой смех был более естественный, поэтому мне он понравился больше.

— Только послушайте, «дерьмо из глотки»! Вот это язык! Да она скоро назовет меня старым пердуном!

— Ну и где следует пить «Гиннесс»?

— Единственное место, куда стоит пойти, чтобы выпить пинту хорошего темного пива, — это «Блэклэм» в Килберне.

— Килберн? Значит, ты там живешь?

— Видишь ли, не все ирландцы живут в Килберне.

Я знала это. Практически половина из всех, с кем я общалась на вечеринках, были ирландцы. Похожие на «тигров с Изумрудного острова», только что окончившие бизнес-школу в Гарварде или журналистский колледж, они были ухоженными, умными и амбициозными. Девушки все красавицы, физически крепкие и льстивые. Парни — с самодовольным выражением лица и очень активные. И они, так же как и я, не хотели жить в Килберне. Пару раз Людо, конечно же, затаскивал меня в театр «Трайсайкл». В первый раз мы смотрели какую- то пьесу Брехта в исполнении эскимосов. Во второй — менее коммерческое действо. Весь спектакль мы наблюдали за актером, по шею зарытым в гору сломанных наручных часов. Он кричал: «Уже больше времени, чем вы думаете! Уже больше времени, чем вы думаете!» Даже Людо согласился уйти после антракта.

Я посмотрела в окно и увидела свое отражение в боковом зеркале. Я только что осветлила волосы в салоне Дэниела Галвина. Мне кажется, я лучше выгляжу в плохих зеркалах, если случайно ловлю свое отражение или смотрю под углом. Если вы не красавица и не полная уродина, очень сложно оценить степень своей привлекательности. Вот модели, например, знают, что они неотразимы. Они могут притворяться, что их мучают сомнения, но это просто попытка выглядеть умнее. А ведь некоторые несчастные люди рождаются с заячьей губой или другими дефектами. Думаю, они должны понимать, насколько уродливы. Простите, простите — они красивы внутренне, но, что бы вы ни говорили, отвратительны внешне. Честно говоря, я думаю, что отталкивающая внешность губит внутренний мир человека. Ведь когда осознаешь, что любой собеседник сосредоточен на твоих недостатках, это разъедает душу, как кислота. Если только вы не глупы как пробка. И тем более неприятно осознавать, что привлекательные внешне люди чаще всего очень недалекие, а уроды — умны. (Я знаю, это общепринятое мнение, и жизнь всегда это подтверждает. Ну, или хотя бы иногда.)

Однажды Хью дал мне очень хороший совет. Не знаю, откуда он взял эту фразу.

— Кэти, — сказал он, — всегда говори хорошеньким девушкам, что они умны, а умным, что они хорошенькие. И они будут любить тебя вечно.

—А что говорить, если правда и то, и другое? — поинтересовалась тогда я.

Он улыбнулся и похлопал меня по заднице. — Говори «да», Кэти. Говори «да».

Распутный мужчина.

Но я немного отвлеклась. Словом, если в вашей внешности нет ничего экстраординарного, вы можете и не знать, как к себе относиться. Итак, я посмотрела на себя в боковое зеркало и подумала: симпатичная я или простенькая? Если симпатичная, то насколько? Если нет, то что, совсем нет? Мои возлюбленные и просто знакомые говорили мне, что я хорошенькая и даже более того. Но мужчины часто лгут. И даже тот, кто не лжет, а говорит искренне, не ошибается ли он? Если у вас есть преданный поклонник — простак, который считает, что если вы не покупаете одежду в магазинах с названием, состоящим из двух букв и буквой «и» посередине, то относитесь к высшему обществу, — можно ли доверять его мнению? Каждый расскажет вам о своей любви и вашей красоте, если он держит в руке ваши трусики, а носом уткнулся в вырез платья. Девушки, естественно, знают это. Мы же можем беспристрастно смотреть друг на друга. Но когда такие же, как ты, признают твою красоту — это равноценно ощущению от безалкогольного вина или кофе без кофеина — никакого эффекта. Нет, мы хотим, или по крайней мере я хочу, чтобы мужчины находили нас — меня — привлекательной и чтобы это было правдой.

Но все-таки я думаю, что знаю правду, — я вполне (хорошее слово, которое может означать как «очень даже», так и «не так, чтоб уж очень») привлекательна. Я не очень высокая, около пяти футов шести дюймов. Стройная, но, как все признают, не тощая. Натуральный цвет моих волос — темно-каштановый с золотистым оттенком. Правда, Людо однажды сказал, не желая ничего плохого, что этот цвет напоминает ему желтизну от сигарет на пальцах курильщика. Вот поэтому я и высветляю прядки. У меня серые глаза, что смотрится вполне неплохо. Брови отсутствуют, и это иногда хорошо, а иногда плохо. Мои ресницы бесцветные и ничего не добавляют к моей внешности, поэтому я покрасила их. Когда мы с Людо второй раз спали вместе, он внимательно рассматривал мое лицо. «Твои ресницы, — сказал он, обдавая меня тяжелым запахом вина и сигарет, — они просто потрясающие. Такие темные и длинные! Я люблю их, и твои веки, и глаза, и лицо, и голову, и всю тебя». Тогда у меня не хватило мужества признаться ему, и я до сих пор не могу сделать этого. Это одна из причин, почему Пенни считает, что держит меня под контролем. Моя грудь не очень большая, и я вполне вписываюсь в нормы мира моды, но она и не маленькая, и я прекрасно себя чувствую при общении с мужчинами. Что касается всех остальных частей тела, о Боже, кто может это знать?