Ребекка Кэмпбелл - Рабыня моды

Но Тони был малость бестолковый, и в нем не было ничего разящего наповал, поэтому я вскоре переключилась на Мика Тордоффа. Мик был лучшим игроком в настольный теннис в школе. Мальчишки обычно устраивали чемпионаты в зале отдыха во время перемен, и Мик был непобедим. Тони попытался сыграть с ним однажды, но не смог совладать с руками, ногами и волосами, постоянно закрывающими глаза. Когда счет был двадцать — шесть в пользу Мика, Тони наступил на шарик. Молча и деловито, как мафиози-убийца, Мик обошел стол и ударил Тони в лицо. Мик общался с девушками так же профессионально, как играл в настольный теннис и дрался: бюстгальтер расстегивался от одного взмаха его ресниц.

Тем не менее ни Мику, ни одному из английских парней не достался лакомый кусочек. В тот день, когда мне исполнилось пятнадцать, приз выиграл итальянец по имени Гвидо. Я познакомилась с ним во время поездки с классом на горнолыжный курорт. Мои родители были не в состоянии оплатить ни ее, ни дорогую одежду, которую мне нужно было взять с собой. Но я была готова на все, только бы выглядеть привлекательно в горах. Не знаю, сколько лет было Гвидо, каждый из нас умел считать на чужом языке лишь до трех. Он возник передо мной на последней ночной дискотеке. Он не бахвалился своей дизайнерской одеждой, но его «Армани» и «Гуччи» сразу превзошли вещи парней из школы имени Понтия Пилата, купленные в магазинах «Си энд эй», «Мистер Бай раит» и «Ливане» (с уценкой из-за небольшого брака). Мы танцевали вместе в течение часа, а потом я повела его в свою комнату. Учителя напивались «граппой» и были слишком заняты, чтобы обращать на нас внимание. В комнате теснились две двухъярусные кровати, и это рассмешило Гвидо.

— Нет детей? — спросил он. Что он имел в виду? Нет ли у меня детей? Хочу ли я детей? Может быть, он не спрашивал, а успокаивал меня. Я покачала головой, не зная, что делать дальше. Но я чувствовала, что момент настал. — Я осторожен.

Мы легли на одну из коек — не мою, а Вероники, и мне казалось, что я действую не по своей воле, а слепо подчиняюсь, словно кем-то запрограммирована. И мне это нравилось! Гвидо поцеловал меня, потом взял мою руку и положил на член, который высовывался из расстегнутых джинсов. Член был длинный и тонкий, и я мысленно поблагодарила Бога за то, что мне не будет очень больно. Я вдруг оказалась обнаженной, на мне остался лишь сдвинутый наверх бюстгальтер. Гвидо же был одет. Он поплевал на руку и нежно провел между моих ног, а потом, не снимая брюк, вошел в меня. И мне действительно не было больно. Правда, приятно тоже не было, но можно ли ожидать большего от первого раза? А потом он кончил мне на живот и на одеяло. Я думала о том, что сделала это, сделала, сделала! И с итальянцем!

Я закрыла глаза и блаженствовала от мысли, как шокированы и разочарованы были бы мои родители. Осознание происшедшего завело меня гораздо больше, чем сам половой акт, и мне захотелось повторить. И только тогда я осознала, что нахожусь в комнате одна. Гвидо ушел, и я больше никогда не видела его. Я вытерлась свитером с кроликом Банни, который взяла с кровати, вернулась на дискотеку и всю ночь протанцевала с парнями и девчонками из средней школы имени Понтия Пилата.

Вы читаете мой рассказ о катании на лыжах, сексе и итальянцах и, наверное, считаете, что моя жизнь была очень яркой и насыщенной. На самом деле практически все в Ист-Гринстеде было коричневым — как будто сделано из огромного куска пластилина: дома, улицы, деревья, птицы. В этом мрачном мире для подростков не может быть другого занятия, кроме поисков партнеров для секса. Даже в качестве наркотиков использовали средства бытовой химии: клей, крем для чистки обуви, топливо для зажигалок, «Доместос».

Единственное, о чем я мечтала, — это выбраться оттуда. И, сколько себя помню, я всегда знала способ. Меня должна была спасти мода. Почему-то я всегда считала, что жители Ист-Гринстеда выглядят ужасно. И дело не только в том, что у них плохие волосы, зубы и фигуры, напоминающие тушки рыб в трюмах русских плавучих консервных заводов. Я замечала, когда юбка была не той длины, а брюки — не той модели. Мне было неприятно видеть грузных людей, втиснутых в колючие костюмы. Я ненавидела штампованные синтетические слаксы со швом спереди, которые, какой бы цвет вам ни был нужен, были только (да, вы правильно догадались) коричневые. Этот шов всегда оскорблял меня: уродливый и абсолютно бессмысленный. А ведь какой-то конкретный человек, на чьей двери висит табличка, сообщающая миру, что он «дизайнер», однажды сел и решил что шов будет именно в этом месте — чтобы привлекать внимание к ужасному качеству ткани, неуместному вырезу и отвислому бедру, к которому он неизменно прилипал.

Я была просто околдована журналами и упрашивала родителей, чтобы они их покупали. Когда я достигла возраста, когда что-то начинают понимать в моде (у меня это случилось в десять лет), то больше не позволяла матери покупать «Уимен джорнал», а заставила ее двигаться дальше через «Опшонз», «Элль», «Вог», американский «Вог» к конечной цели — французскому изданию «Вог», которому я привержена до сих пор. Это был единственный заказ на этот журнал, который когда-либо делали в наших киосках. Первый раз, когда мы с мамой пошли его забирать, мистер Форстер — стоящий за прилавком тусклый маленький человек, позвал свою жену: «Нетти, иди скорее, пришли те, кто заказал иностранный журнал!» Моя мать говорила потом, что никогда не сможет пережить это унижение. Но стоило мне начать читать «Вог», и я покидала Ист-Гринстед. «Вог» стал моей Страной чудес, а я чувствовала себя Алисой.

Мать и отец подшучивали надо мной, они считали, что мне нужно пережить этот этап. Отец мечтал, чтобы я стала дипломированным бухгалтером. Эта профессия была для него такой же привлекательной, как должность главного дизайнера дома моды «Диор» — для меня. Я с легкостью сдала экзамены, получив свидетельство о среднем образовании, экзамены следующей ступени тоже оказались достаточно несложными, меня подводила только привычка представлять себя героем того текста, который мы изучали. Когда это был роман «Мерзкая плоть», мне казалось, что я одна из героинь, и все становилось «слишком, слишком тоскливым» или время от времени «слишком, слишком фальшивым». Читать «Леди Макбет» было даже забавно, но я думаю, хорошо, что в шестом классе не было парня по имени Дункан, иначе я послала бы кого-нибудь заколоть его. Критики могли бы сказать, что мой Флеб-финикиец [23] Герой поэмы Томаса Элиота «Бесплодная земля». (который «две недели как мертв») принял все немного близко к сердцу, но каким образом можно еще исследовать границы этого мира?

Вероятно, самая яркая часть моей школьной жизни относится к тому моменту, когда мисс Круикшенк упомянула во время урока влияние романов Фанни Верни на историю женского романа. Моя реакция была мгновенной, так же как и слава, которая за ней последовала.