Ребекка Кэмпбелл - Рабыня моды

— Как Версаче в чертовом Париже, правда ведь? — спросил Камил Пратиму и Вину, которые стояли рядом, но упорно не замечали друг друга. Их взгляды встретились на мгновение, прежде чем они прикрыли ладонями рты, чтобы сдержать смех. — Да, как Версаче или Кристиан Диор! — продолжил Камил, немного надувшись.

Мы с Латифой смотрели на них через щель в двери.

— Вперед, девочка! — произнесла я, хлопнув ее пониже спины.

И она пошла, пританцовывая и подпрыгивая под музыку, показывая первое платье с набивным рисунком. Женщины в зале ахнули, засмеялись и зааплодировали. Раздались веселые шутки на всех языках, известных работницам фабрики. Они вели себя более уважительно, когда вышла я, но по-прежнему улыбались и хлопали в такт музыке. Я специально выбрала только длинные платья, особенно для Латифы, чтобы не оскорбить чувства зрительниц. Но в возникшей непринужденной атмосфере можно было продемонстрировать и что-нибудь очень короткое, граничащее с полным обнажением. Конечно, нам помогло то, что в зале, за исключением Камила — дворцового евнуха, были только женщины.

Мы выходили по очереди и помогали друг другу переодеваться, время от времени делая по глотку из запрещенной бутылки джина. Ни одна вещь еще не была закончена, из швов торчали нитки, и края были прихвачены булавками, но все это не имело никакого значения. Любые дефекты были незаметны в суете и веселье.

Последней, по моему плану, вышла Латифа в том платье, которое можно было грубо сравнить с моделями Дианы фон Фюрстенберг (потребовалось очень много времени, чтобы добиться эффекта струящейся ткани, но уже можно было понять, что оно выйдет просто великолепным). Даже Вики была поражена и воскликнула: «Вау!»

В конце я произнесла небольшую речь, поблагодарив всех за помощь. Мне пришлось особо выделить Вимлу и Пратиму, потому что они делали основную работу, требующую высокой квалификации, остальные не возражали и с энтузиазмом аплодировали им. Обе девушки покраснели и опустили глаза. Я поняла, что они растроганы.

Когда в тот вечер я пришла домой, мне показалось, что в квартире очень тихо.

Вас, наверное, интересует, чем я занималась, когда не работала. Я могу ответить лишь одно — я работала постоянно. Каждую секунду, когда не спала по крайней мере, я была занята решением какой-нибудь проблемы — мысленно расчленяла ее, прикидывая, как лучше сделать шов на вставке или присоединить воротник, на чем можно сэкономить, как не ошибиться в деталях.

Однажды вечером я встретилась с Кэрол и Урсулой, но не смогла обсуждать с ними свою жизнь, да им это не было интересно. Разве им нужен был Килберн? Они рассчитывали увидеть прежнюю Кэти — легкомысленную, циничную и глупую. Послушать истории об известных дизайнерах моделях и актрисах. Я начала рассказывать, как одна красивая актриса, которую обычно воспринимают как искреннюю и непосредственную, примеряла платья в своем номере в отеле «Клэриджес». «Это невозможно!» — визжала она. (Майло, естественно, клялся, что в тот момент находился рядом, что было вполне возможно.) «Я не могу выбрать, не могу! Мне так идут они все». Но когда я увидела глаза своих подруг, то поняла, что уже рассказывала им эту историю. И впервые за все время нашего знакомства их фраза при расставании — «нужно поскорее встретиться снова» — звучала неискренне.

Два или три раза Джонах приглашал меня в паб. Должна подчеркнуть, что это был не «Блэклэм», а тихое место в Сент-Джонз-Вуд, которое напомнило мне Примроуз-Хилл — мою прошлую жизнь далеко отсюда. Джонах мягко говорил мне о философии и способах обрести смысл жизни. Казалось, ему нравились перемены в мастерской Айабов. Он считал, что это напоминает путь верблюда по пустыне. Как-то Джонах спросил, хотела бы я сейчас, будучи «в состоянии более стабильном и менее, так сказать, ненормальном», поговорить с Лайамом. Я на секунду задумалась и ответила «нет». Он сохранил свой брак ценой моего унижения, и это, если посмотреть на ситуацию непредвзято, было вполне понятно, пусть и совершил этот поступок чертов лживый крысеныш. В конечном итоге я действительно почти не испытывала враждебности по отношению к Лайаму.

Один раз в две недели я устраивала вечер, посвященный Людо. Доставала пакет с его носками и трусами, открывала бутылку вина и ложилась в постель, где плакала, пока не засыпала. Понимаю, что я потакала своим слабостям, но все же это было дешевле и не так калорийно, как постоянное поедание пиццы.

Итак, подводя итог, можно сказать, что моя жизнь заключалась в напряженной работе, доставлявшей мне удовольствие, но была абсолютно монотонной и лишенной любого рода социальной активности (вы ведь не берете в расчет мой роман с пакетом грязного белья). И все-таки я не могла пожаловаться на жизнь: пока не остановилась и не обнаружила, что на пороге — Рождество.

Я всегда старалась цинично относиться к этому празднику: откровенная коммерциализация, фальшивые эмоции, ужасные телепрограммы. Но таинственным образом на этот раз атмосфера приближающего Рождества подействовала и на меня. Как только на Оксфорд-стрит зажгли иллюминацию, я начала ощущать небольшую (скажем, как после двух чашек эспрессо) нервную дрожь и возбуждение. В Рождество всегда было очень приятно работать. Магазины заполнялись покупателями, и продавщицы были очень довольны. Пенни требовала украсить офис и ателье, и это почему-то делало нас всех менее стервозными и уменьшало количество сплетен. Если сезон прошел удачно, а бывало, что и без этого повода, Пенни приглашала всех на превосходный ужин в «Сан- Лоренцо» или «Ле каприс». Во время рождественского ужина Хью всегда проявлял себя наилучшим образом и флиртовал с каждой — от новенькой «неоперившейся» молодой девушки, работающей в магазине, до семидесятипятилетней уборщицы Дороти. Пенни обычно произносила речь: начинала с приятных сердечных поздравлений и благодарила всех присутствующих, но потом неизменно переходила к одной из известных историй о том, как в прошлом году ей предлагали руку и сердце воротилы шоу-бизнеса.

У Айабов все было по-другому. Даже если не брать в расчет традиции, денег на празднование не было. Я попробовала поговорить с Камилом о премии для швей, но он ответил:

— Кэти, ты хотела поднять нас в более высокий сегмент рынка, я не возражал. Ты решила, что мы должны ввести почасовую оплату, и я согласился. Тебе понадобился ассистент по производству, и снова я пошел тебе навстречу. Ты говорила, что мы должны оплачивать отпуск по болезни, я уступил. (Между прочим, к моему удивлению, на последний пункт он согласился крайне неохотно.) А сейчас ты хочешь получить деньги, чтобы отметить праздник, который мы не считаем своим. Кэти, это уже чертовски далеко зашло, ты требуешь слишком многого!