Франсуаза Бурден - Оковы прошлого

На лице Альбана отразилось сомнение, скоро сменившееся улыбкой.

— Если в очках у вас стопроцентное зрение, вы без проблем получите разрешение пилотировать наши самолеты. Конечно, это не «аэробусы» и не «боинги»… Но в качестве игрушек они не так уж плохи.

— Я об этом подумаю, — согласился Альбан.

Он был уверен, что сядет за руль маленького самолета только в том случае, если желание летать станет нестерпимым. Альбану удалось затолкать его в глубины сознания, но временами оно давало о себе знать: пару ночей назад ему приснилась красивая ночная посадка в аэропорте Руасси — Шарль-де-Голль. Альбан вновь испытал удовольствие от безукоризненно выполненного приземления на обрамленную с обеих сторон огоньками полосу. Он проснулся с блаженной улыбкой на устах как раз в тот момент, когда во сне выключал реактивные двигатели. Слава Богу, что после аварии самолеты приходят к нему в сладких снах, а не в кошмарах.

— Я слышал, у вас послезавтра свадьба? Примите мои поздравления! Желаю вам счастья и любви!

— Мы никого не приглашаем, — поторопился объяснить Альбан. — Решили отпраздновать это событие в узком кругу.

— О, я не обижаюсь, что вы! Нравы в провинции изменились, условностей стало меньше. Это раньше мы были обязаны устраивать приемы для всей окрути, а потом выслушивать, кто и на что обиделся и что и кому пришлось не по вкусу. Даже социальные слои, и те перемешались. Возьмем, к примеру, ваш автомобиль. Сегодня мужчину ваших лет, разъезжающего на сиреневом «твинго», сочтут оригиналом. А лет двадцать назад на всех углах шептались бы, что вы спустили все свои деньги в казино, раз ездите на такой машине.

Они вместе посмеялись, затем к Жан-Полю вернулась серьезность.

— Вы приехали в наши края после долгого отсутствия, Альбан. И скоро увидите, что здесь многое изменилось.

— Я это заметил. Но меня уже не надо убеждать, решение принято.

— Вот и славно! Давид не простил бы мне, если бы я вас упустил! Он очень хочет, чтобы вы здесь остались.

Взгляд Альбана снова скользнул по взлетно-посадочной полосе. С каждой новой встречей ему было все приятнее общаться с Жан-Полем, и перспектива работать в Сен-Гатьен-де-Буа, в этом «маленьком» аэропорту, его уже не обескураживала. Разве что самую малость…

Он вежливо попрощался и отправился в поликлинику Довиля, где ранним утром оставил Валентину. Она ждала его, прогуливаясь по тротуару — руки в карманах, воротник пальто поднят, волосы треплет ветер. Она показалась ему такой красивой, что сердце утонуло в нежности. Валентина, в отличие от всех своих предшественниц, обладала даром одним своим видом вызывать в его душе чувства волнения и гордости. А может, он так сходит по ней с ума, потому что стал старше? Или все дело в том, что он нашел ту, которую искал?

Стоило ему притормозить, как Валентина запрыгнула в авто.

— Сегодня так холодно! Дорогой, у меня для тебя две новости. Первая не очень интересная — я поправилась на два килограмма. Но свадебное платье, надеюсь, все равно на меня налезет. А вторая касается нас обоих.

— Говори скорее!

— Если верить УЗИ, у нас будет мальчик.

— Ты рада?

— Счастлива! Он будет вылитый ты, Альбан!

— А когда же появится маленькая Валентина?

— В следующий раз.

— Как по-твоему, лучше Шарль или Жюльен?

— Шарль Эсперандье звучит великолепно!

На светофоре загорелся красный, и Альбан воспользовался моментом, чтобы поцеловать Валентину в шею.

— До рождения малыша еще так далеко! Я умираю от нетерпения!

— Посмотрим на тебя, когда начнутся бессонные ночи, — смеясь, сказала Валентина. — Кстати, я подумала, не переселиться ли нам на второй этаж? Тогда, заслышав плач, придется бегом подниматься на один этаж, а не на два. Или ты не хочешь переезжать из своей детской комнаты?

Альбан ответил не сразу. А действительно, хочется ли ему спать в другой комнате? В другой — не в той, которую, преодолев все препятствия, он завоевал, будучи подростком? Родительская спальня не вызывала у него абсолютно никаких эмоций до того дня, когда он застал в ней кричащего от ужаса Коля. Спальню Жозефины и Антуана он привык считать неким подобием святилища.

— Держаться за конкретную комнату — идиотизм, — пробормотал Альбан. — Мы переедем туда, куда ты захочешь, благо места полно.

Нужно освободить «Пароход» от призраков, раз и навсегда. Пока в доме есть комнаты, куда никто никогда не заходит, обстановка в нем будет оставаться напряженно-тревожной.

— Комната с птицами — одна из самых красивых в доме, — сказал он, стараясь перебороть собственную неуверенность. — А рядом с ней есть гостевая, которую можно приспособить под детскую.

— Если так, я оставлю рабочий кабинет на третьем — там потише, когда в доме полно народу. А чтобы я могла присматривать за маленьким Шарлем, мы поставим интерфон.

Валентине грядущие перемены пришлись по вкусу. Прошлое «Парохода» не тяготело над ней, и она не боялась какой-то конкретной комнаты, поскольку ни с одной у нее не было связано неприятных воспоминаний. Бесспорно, это наилучший способ прогнать из дома тени, сомнения и печальные истории прошлого.

Неутомимый Коля принялся за переделку ванной комнаты. Физический труд доставлял ему удовольствие. Жиль нашел его стоящим на лестнице — Коля как раз вскрывал лаком потолок.

— Пришел помочь? — спросил он, увидев на пороге старшего брата.

Лицо Коля сплошь покрывали мелкие пятнышки, отчего вид у него был нездоровый, но улыбка сияла радушием.

— Я никудышный мастер, а маляр из меня и вовсе скверный. А еще я…

—… большой лентяй.

— Ну, моя секретарша с тобой бы не согласилась, — возмутился Жиль.

Вспомнив о Жюли, он почувствовал себя не в своей тарелке, поэтому поспешил сменить тему разговора.

— По-моему, дом преображается день ото дня.

— Конечно! С таким-то сумасшедшим размахом работ… Но я со своей скромной кисточкой немногим могу похвастаться.

— Если тебя не устраивает, что мы…

— Меня все устраивает, Жиль. Мы обо всем договорились, ты оформил нужные бумаги. Я люблю «Пароход» так же сильно, как и вы, и ты это знаешь.

— Несмотря ни на что?

— Признаю, в тот день я пережил настоящий ужас. Перед этими проклятыми портьерами я готов был поклясться, что ноги моей не будет в этом доме всю оставшуюся жизнь!

— А потом?

— Потом страх ушел. Знаешь, это меня… освободило, что ли.

И все-таки он поспешил найти себе приятное занятие, которое отвлекало бы его от мрачных мыслей.

— Меня удивляет, — продолжал Коля, спускаясь с лестницы, — что мы, когда были детьми, ничего не замечали.

— Дети живут в собственном мире и обращают мало внимания на взрослых. А подростки — и того меньше. Это наша мать, мы привыкли видеть ее такой — слегка странноватой. И не удивлялись.