Джин Стоун - Такая разная любовь

Она вдруг остановилась. Дома ее никто не ждет, кроме разве что трехлетнего персидского кота по кличке Лохматый. Дома никому нет дела до того, что она очаровательная женщина и блестящий адвокат, который только что выиграл процесс года. Дом пуст. Там ничего и никого нет. Кроме Лохматого.

Взглянув себе под ноги, Мэг лишь на мгновение задумалась, потом повернулась и пошла по Пятьдесят четвертой улице в сторону Парк-авеню, где размещалась их фирма: офисы Ларсона, Баскомба, Смита, Рейнгольда, Пакстона и ее, Мэг Купер. Она шла навстречу очередному делу, сулившему новый триумф.

Деловые апартаменты Мэг очень походили на офисы других крупных адвокатов города: красное дерево, кожа, медь и корешки книг. Но там, где у компаньонов красовались фотографии улыбающихся супруг, детей и внуков, оправленные в аккуратные золотые рамки, у Мэг выстроились низенькие горшочки с поникшими филодендронами [1] Род древесных вечнозеленых лиан, растущих главным образом в тропиках Центральной и Южной Америки. — Здесь и далее прим. пер. .

Мэг встала у окна, отодвинув тяжелые зеленые портьеры, и устремила взгляд вниз с высоты восьмого этажа. Вдоль тротуара тянулась нескончаемая желтая лента такси, сновали прохожие… В этой толпе вполне могла быть и Холли Дэвидсон. Теперь ей вновь разрешается гулять по Парк-авеню, Пятой авеню и вообще везде, где только захочется. Холли Дэвидсон, которая, воспользовавшись филейным ножом, взятым у повара, жившего в их доме, хладнокровно вскрыла горло миллиардеру-отцу и светской леди, своей матери, пока они спали. Мэг знала, что тема сексуального принуждения становится очень популярной и беспроигрышной козырной картой в руках адвокатов во время слушаний дел об убийствах. Мэг было тошно сознавать это, так как в подобных случаях совершалась жестокая несправедливость по отношению к истинным жертвам. Скоро дело уже не будет ограничиваться освобождением преступников в зале суда. Скоро дойдет до того, что за решетку станут сажать невиновных. Такова система — система американского правосудия.

«Впрочем, через несколько лет, — подумала она, — этот номер уже не будет проходить». Тема сексуального принуждения в последнее время слишком уж настойчиво вбивалась в головы судей и присяжных. Еще немного, и адвокатам придется засесть за изобретение какой-нибудь новой тактики для того, чтобы и дальше вырывать на процессах победу из рук «властей».

Она отошла от окна, села за стол и попыталась сосредоточиться на работе. Мэг почти всегда выигрывала свои дела, но после минутного наплыва эйфории наступал неизбежный упадок сил. Это было своего рода похмелье.

Мэг сцепила руки в замок и принялась изучать свои ногти. Они были безупречной формы, красиво поблескивал лак. Аккуратно, но как-то бесцветно. Безлично. Бесстрастно. Нейтрально. Как и вся ее жизнь, совсем не похожая на яркую элитную обертку, в которую ее заворачивала пресса.

Она сжала кулачки. Есть только один способ преодолеть депрессию. Новое дело. Мэг нуждалась в нем, хотелось поскорее погрузиться в него, забыться в нем. Новое дело. И немедленно.

Выпрямившись, она связалась по внутренней связи с секретарем:

— Джанина? Эйвери у себя?

— Нет. Но только что появился Данни Гордон. Он хочет увидеться с вами.

Данни Гордон был одним из детективов, нанятых фирмой. Он часто помогал Мэг в ее самых сложных делах. Вот и к процессу над Холли Дэвидсон они готовились вместе. Данни был на несколько лет старше Мэг. Славился некоторой необузданностью и нахальством. Но в отличие от многих детективов, которые работали на прокурорскую сторону, Данни имел вкус к своей работе и недюжинный талант. Одна Мэг знала, что при всем том это был очень мягкий и легко ранимый человек. Как-то, года три назад, они едва не легли в одну постель. Мэг вовремя спохватилась, поскольку знала все наперед. Она будет пользоваться им, чтобы скрасить свое одиночество. Но потом он полюбит ее, и ей придется его бросить. Поэтому, вместо того чтобы стать любовником, Данни превратился в друга. Это был первый в ее жизни друг.

— Впусти его, — сказала она.

Он ворвался к ней в кабинет, словно камень, пущенный из пращи.

— Адвокат! Примите мои поздравления! Какое счастье, что справедливость в очередной раз восторжествовала!

— Хватит, Данни.

Несмотря на то, что он был хорошо знаком с системой — сам работал в ней, Данни становился ядовитым циником всякий раз, когда преступник оказывался на свободе.

Он бросил свое тренированное тело в кожаное кресло и откинул со лба прядь растрепанных светлых волос. В его карих глазах поблескивали искорки. Это был показатель его уверенности в себе, которая не пропадала даже в такие минуты, когда им владело отвращение. Он просто не принимал на свой счет оправдательного приговора, несмотря на то, что и сам приложил к нему руку. Мэг знала, что Данни относится к той редкой породе людей, которые всегда счастливы и довольны собой. Этот человек источал такую уверенность в себе, что даже против его весьма вольного повседневного костюма, который состоял из вытертых джинсов и такой же рубашки, никто и никогда не осмеливался возражать. Даже Эйвери.

— Тебя из зала суда будто ветром вынесло, — заметил он.

Мэг промолчала.

— Ты выиграла процесс, моя дорогая. Завтра утром жди в «Пост» заголовка «КУПЕР ОТМАЗАЛА ХОЛЛИ!».

Пальцы его забарабанили в пустоте, имитируя работу на печатной машинке. Она пожала плечами:

— Таков закон.

— А, ну конечно! — Данни подался вперед. — Зато теперь ты, наверно, сможешь позволить себе еще один горшочек. — Он кивнул в сторону вянущих филодендронов.

Мэг оглянулась на свою цветочную полку:

— Да, садовник из меня неважный. Не все же такие талантливые, как ты, Данни.

— Уход за орхидеями не требует таланта, крошка. Он требует любви. Орхидеи надо уметь лелеять.

Мэг видела сказочный сад орхидей, росший под стеклянной крышей его квартиры, располагавшейся на последнем этаже. Через строго определенные интервалы времени включался тихо шипящий автоматический полив. Мэг подозревала, что в данном случае любовь — это слишком слабо. Данни был просто одержим своим садом, в котором росли орхидеи всевозможных оттенков: лиловые, белые, розовые, желтые… Он как-то сказал ей, что выращивает их из любви к их эротичному внешнему виду: нежные, гибкие лепестки, чувственные, женственные складки и изгибы… Мэг запомнилось, что в ту минуту она почувствовала себя раздетой.

Вновь обернувшись к Данни, она проговорила:

— Знаю. А я вот убиваю свои цветы.

— Нет, Мэг, они умирают сами по себе. Самоубийцы.

— Забавно. Но, полагаю, ты зашел ко мне вовсе не для того, чтобы обсуждать мои садоводческие способности.