Маргарет Каллагэн - Грани доверия

Трэвис сдержал стон. Ему мучительно хотелось выпить и в то же время необходимо было оставаться трезвым. Одинаково плохо… быть зажатым намертво между молотом и наковальней.

Он глубоко вздохнул.

— Душенька, я тоже соскучился по тебе. Но на работе была дьявольски тяжелая неделя, я издерган. Пойдем спать… спать, — поспешно уточнил он. — А утром…

— Спать? Ох, я понимаю. — Лицо Клео сжалось. Она грубо оттолкнула его. — Ты все еще сердишься. Почему, Трэвис, почему ты не веришь мне?

— Позволь лишь сказать, что я нахожу твою память слишком избирательной, чтобы проглотить это.

— Избирательной? Не будь смешон. Я говорила тебе, что просто забыла. Это неважно для меня.

— Но не для меня.

— Не понимаю почему.

— Нет?

Обстановка накалилась. Два сердитых глаза сверлили его. Он устал, слишком устал, чтобы спорить. Кроме того, это бессмысленное препирательство могло бы продолжаться всю ночь. Взгляни на это трезво, уговаривал он себя, ты лишь ищешь зацепку, провоцируя ссору, чтобы оттянуть неизбежное. Мужчина ты или мышь? — вскользь подумал Трэвис, и сухая улыбка тронула его губы.

Глядя на него, Клео смягчилась.

— Дорогой. — Она снова приникла к нему. — Что мы делаем? — Взяв в руки его голову, она наклонила ее к своей.

Ее губы сомкнулись с его губами, и Трэвис застонал — частично от потребности, частично от отвращения. Он мог бы овладеть ею довольно легко — достаточно было подхватить ее и положить на широкое пространство постели, потому что Клео — тигр в постели — сделала бы остальное. Наверное, с нею даже самый несостоятельный мужчина оказался бы на высоте. Сколько же мужчин у нее было? — спрашивал он себя вскользь, ненавидя себя за эти мысли, за двойной стандарт мыслей. Девственная женщина ценится на вес золота, вспомнил он. А вот Билли… Билли отвергла его. Достигнув того состояния, когда это почти невозможно сделать, она все же отвергла его. А сколько мужчин было у нее? — хотелось ему знать. И почему мысль о Билли в объятиях другого мужчины наполняет его ненавистью и злостью?

Нежные проворные пальцы двигались по его телу, вытягивая рубашку из-под пояса брюк, мимолетно прикасаясь к его мужской плоти. Он был возбужден, но хотел сохранить контроль над собой. Слыша приглушенные стоны восхищения Клео, он знал, что ведет проигранное сражение. Нет, он должен определиться: Клео или Билли. Он не может заниматься любовью с одной, думая в это время о другой. Это было бы приятным облегчением для тела, но пыткой для души.

Борьба между тем накалялась. Властная физическая потребность начинала одерживать верх. Клео расстегнула пуговицы на его рубашке, обнажив грудь. Ее пальцы прочесывали темную массу волос на груди, раздражали кончики сосков. Трэвис не реагировал, просто молча принимал привычные прикосновения женщины. Как легко уступить. Клео ничего не заметит, уговаривал он себя. Она горячая женщина и слишком телесная, чтобы почувствовать какие-то нюансы его душевного состояния. И он нуждается в ней сейчас. Но в Билли, однако, нуждается больше. Билли…

Трэвис резко схватил Клео за запястье, останавливая ее ласки.

— Не так быстро, — попытался объяснить он, не в состоянии встретиться с ней взглядом. — Ты должна это понимать, Клео, но после пяти долгих недель, если мы поспешим, я разочарую тебя. Пять минут. — Он выскользнул из ее объятий и направился в ванную комнату. — Мне нужен холодный душ, — объяснил он с натянутой улыбкой. — А затем…

О Господи! А что затем?

Клео вкрадчиво улыбнулась.

— Я буду ждать, — страстно прошептала она, подошла к кровати и отвернула угол одеяла. Потом, абсолютно уверенная, что Трэвис это увидит, повернулась к нему и как-то очень быстро и ловко сняла одновременно блузку и бюстгальтер, обнаружив упругие крошечные груди. Спокойно выдерживая его взгляд, она провела большими пальцами по соскам рассчитанным жестом, который раньше наверняка заставил бы его кровь закипеть. — Я рядом, дорогой, — пылко выдохнула она.

Стоя под ледяными струями душа и истязая свое тело, Трэвис тянул время. Каким-то образом он должен выйти отсюда и объяснить женщине, которую он якобы любит и на которой собирается жениться, что его намерения изменились. Он любит Билли. Да, но он хочет наказать Билли, уничтожить ее так, как она уничтожила его. И почему бы не наказать Билли тем, что он утешится с Клео. Но тогда ты причинишь боль Клео, продолжал он внутренний спор, а Билли об этом никогда не узнает.

Вскоре он совсем запутался в своих мыслях и доводах. О чем голова не знает, о том сердце не горюет. Клео никогда не узнает, пока ты не скажешь ей. Но если ты уйдешь сейчас, этого она никогда не поймет. Останься, и она никогда ничего не узнает. Дурак. Дурак. Дурак. Разум говорит одно, но тело такое слабое. Однако он должен наконец что-то решить, и решить сейчас. Назад хода нет, Трэвис. Залезь сейчас в кровать к Клео — и ты навсегда потеряешь лицо.

Когда он выходил из ванной с тщательно обернутым вокруг талии полотенцем, раздался звонок радиотелефона в кармане его пиджака.

— Не бери трубку, — прошипела Клео из глубины кровати.

Трэвис покачал головой.

— Если радиотелефон звонит в это время ночи, значит, не все в порядке.

Он даже не повернулся к ней, хотя и почувствовал, что она выскользнула из кровати, что сейчас она, обнаженная, подойдет и начнет соблазнять его. И действительно, она прижалась к нему. Он не мог взглянуть на нее, не мог прикоснуться.

— Кент, — выдохнул он в трубку. Несколько секунд он слушал молча, потом его лицо потемнело. — Я выезжаю.

— Трэвис! — запричитала Клео, но он просто прошел мимо нее, на ходу надевая рубашку и брюки.

— Прости, душенька. Это был Джонсон, охранник из офиса, — коротко объяснил он, присаживаясь на край кровати. — Пожар в рабочей комнате. — Он заправил рубашку под ремень и начал застегивать молнию на брюках. — Прости, Клео, но я должен ехать. Я возьму твою машину? — полувопросительно, полуутвердительно сказал он. Его лихорадочно работающий ум едва осознал, что и Клео начала одеваться. — Нет, ты оставайся здесь. — Он улыбнулся мягко и успокаивающе. — Нет смысла портить ночь нам обоим. Ты ничем не сможешь помочь, да и я, вероятно, тоже, но я все же должен ехать. — Он легко поцеловал ее в макушку. — Я заеду за тобой утром. Но сначала позвоню. Как только смогу, обещаю, позвоню.

Благодарение Господу, что он трезв. Начав вечер с большой порции коньяка, потом он принял правильное решение воздержаться от дальнейших возлияний. А то, другое, решение? — спрашивал он себя, выезжая на магистраль и направляясь к окраине города. Было ли оно тоже правильным?

Поджог. Трэвис не мог поверить, не хотел верить этому. Однако, стоя посреди рабочей комнаты по щиколотку в воде, задыхаясь от едкого запаха гари, он решил посмотреть в лицо горькой правде. Поджог совершил кто-то недовольный. Кем? Гиддингсами? Или Трэвисом Кентом? Хотел бы он знать.