Клейтон Мэтьюз - Новый Орлеан

Он отвернулся от нее и начал раздеваться. Вновь повернувшись к ней лицом, он обнаружил, что Ракель, покуривая сигарету, лежит на кровати. Когда она увидела его уже восставшую плоть, ее глаза подернула дымка вожделения. Она повернулась на бок, чтобы загасить в пепельнице окурок, и Мартин лег рядом с ней.

Ее губы еще пахли табаком, но он тем не менее явственно ощутил сладковато-терпкий аромат, который всегда считал уникальным, присущим одной лишь Ракель. Его руки поползли по ее роскошному телу, чуткие пальцы искали и находили некогда знакомые точки, прикосновения к которым, как он знал, возбуждали в ней желание.

Ракель оторвала свои губы от его и выдохнула:

— Милый, этого не нужно, мне нужен ты! Во мне, внутри меня! Я так долго ждала! А ты уже готов. — Она ласкающим движением прикоснулась пальцами к его напрягшейся плоти.

Мартин приподнялся над ней, и Ракель раскрылась, чтобы принять его. Он проник в нее одним стремительным толчком, и она хрипло вскрикнула:

— Да, Мартин, да! Возьми меня! Глубже! Сильнее, сильнее! Ох, еще глубже!

Ракель кончила уже через несколько секунд после того, как он вошел в нее, но останавливаться и не подумала. Тело ее содрогалось, лицо исказилось в нескончаемом экстазе…

Острота его собственного оргазма удивила Мартина. Впору признать древнее поверье, которое утверждает, что чудесное спасение от неминуемой смерти повышает чувствительность, усиливает сексуальность и порой пробуждает в человеке нечто первобытное, что заставляет его обращаться к совокуплению за подтверждением того, что в нем еще остались жизненные силы.

Ракель смогла кончить во второй раз одновременно с Мартином. Вся дрожа, она стиснула его в своих объятиях. Она долгое время не разжимала руки, не отпуская рухнувшего на нее обессилевшего Мартина. Тела их были покрыты потом, они так льнули друг к другу, что, когда он наконец перекатился на бок, раздался чмокающий звук, похожий на громкий вздох сожаления.

Он потянулся к тумбочке за сигарой. Но, взглянув на Ракель, решил пока не закуривать. Глаза ее были закрыты, она, казалось, заснула.

Мартин хотел признаться ей еще кое в чем. И сделать это нужно было сейчас. Дальше тянуть с этим более чем непорядочно и бесчестно; нужно было рассказать ей все до того, как они занялись любовью.

Он прошептал:

— Лапушка…

— Я не сплю, Мартин, — ответила Ракель, не открывая глаз. — Хотя сейчас было бы и неплохо. Последние дни почти не спала.

— Я должен тебе еще кое-что рассказать, — мрачно произнес он. — После этого тебе опять может стать не до сна. Надо было, конечно, решиться раньше.

Гнусно, что я этого не сделал.

— Собираешься признаться, что спал с другой женщиной? Для меня это не новость.

— В общем-то да… Я был уверен, что это-то тебе известно, но… — Мартин смущенно поежился. — Но это не все. Я…

— Ты спал с Одри Фейн. Это ты хотел сказать, Мартин?

Мартин почувствовал, как от изумления его брови сами собой поползли вверх.

— Как ты узнала? Мне казалось…

— А я и не знала. Вот до этой самой секунды. Просто догадалась. — Она расхохоталась, тыча в него пальцем. — Ох, Мартин, видел бы ты сейчас свое лицо!

— Ты не перестаешь меня удивлять, Ракель Раз за разом, — признался он с глуповатой улыбкой и добавил серьезным тоном:

— Но там все кончено, все. Мы договорились встретиться сегодня днем после парада. Но я не пошел. Ты сказала, что поняла, что ты едва не потеряла… Я тоже осознал, что чуть не потерял нечто очень мне дорогое.

— О, Мартин… обними меня скорее!

Она прижалась к нему, спрятав лицо у него на груди. Он стиснул ее в объятиях.

— Не могу обещать, что такого больше никогда не случится. Я себя знаю. Сомневаюсь, что до завтра сумею измениться до такой степени. Но обещаю, что это будет не Одри. Ни в коем случае.

— Мартин! — окликнула она его тихо. — Я прошу только одного… Всегда возвращайся ко мне, ладно?

— Это я тебе обещаю.

Зазвонил телефон. Не выпуская Ракель из объятий, Мартин поднял трубку. Девушка на коммутаторе сообщила:

— Сенатор Сент-Клауд, вам звонят. Некто Рексфорд Фейн…

— Никаких звонков, — резко перебил он ее. — Меня нет ни для кого, понятно? Никаких звонков, пока я не отменю это распоряжение, даже если это будет сам Господь всемогущий. Вы поняли?

— Да, сенатор Сент-Клауд. Ни с кем не соединять, пока вы не отмените это распоряжение.

Положив трубку на рычаг, Мартин обратил внимание, что в комнате темно. Наступила ночь.

— А знаешь, дорогая женушка, я проголодался! — заявил он.

— Я тоже.

— Закажу-ка я бифштекс, салат, печеный картофель и бутылочку вина, а?

— А как насчет бутылочки шампанского? Ты хоть помнишь, как давно мы вот так вдвоем не пили шампанского?

— Помню. Будет шампанское. — Он потянулся к телефону, помедлил и бросил на нее быстрый взгляд. — А давай договоримся прямо сейчас. Отныне мы будем пить шампанское как минимум раз в неделю. Только вдвоем. Согласна?

— Согласна, сенатор.

Рассмеявшись, она чмокнула его в щеку, спрыгнула с кровати и побежала в ванную.

Мартин словно зачарованный следил взглядом за соблазнительным подрагиванием ее упругих ягодиц, пока они не исчезли из виду, потом снял телефонную трубку и набрал номер.

Вечер выдался прекрасный: ни телефонных звонков, ни нужды куда-то торопиться. И хотя Мартин не мог избавиться от мыслей о безвременной смерти Брета — как, он был уверен, и Ракель, — они об этом не заговаривали. Шампанское их развеселило, потом они вновь отправились в постель и снова ласкали друг друга, на этот раз долго, медленно, бесстыдно, грубо, каждый из них жаждал последнею острого ощущения для себя, но не забывая при этом о другом Они так долго не были вместе, что ею сексуальное познание тела Ракель напоминало путешествие в неведомое и тем самым обретало новое измерение Она была столь же возбуждающей, столь же изобретательной, как и любая другая из тех женщин, что он когда-либо встречал. И он не мог понять, зачем ему вообще понадобилось искать приключений за стенами своей спальни.

«Но таким же вопросом ты задавался и раньше, Мартин», — напомнил ему его настырный внутренний голос.

Он не стал обращать на него внимания.

После того как спал прилив страсти, они блаженно лежали рядышком друг с другом. Ракель повернулась лицом к нему. Легонько скользя пальцем по его груди, она осторожно спросила:

— А то, что ты мне сказал, Мартин, к твоей карьере тоже относится?

— Нет, Ракель. Политику я не брошу. Ни за что, — твердо заявил он. — Знаю, что ты об этом думаешь. Но этого я не сделаю.

— Ну что ж… Наверное, я слишком много от тебя требую, — произнесла она тихо. — Думаю, я бы перестала тебя уважать, если бы ты поступил по-другому — Но одно могу пообещать… Останусь в сенате В президенты баллотироваться не стану. Если откровенно, то, по-моему, для такой работы я не подхожу.