Катажина Грохоля - Я вам покажу!

Если бы здесь был Адам… Они бы втроем смотрели по телевизору какой-нибудь матч, а мы бы с Улей спокойно сидели на кухне. Совсем как сейчас. Только вот Адама нет, а потому и наше сидение на кухне уже не в радость.

– Когда у Тоси день рождения? – спросила подруга, и мне сделалось неловко, потому что Тося хотела отпраздновать день рождения в узком семейном кругу, и хотя Уля почти как родная, но тем не менее она не родственница.

– Двенадцатого декабря, – спокойно сказала я и сделала глубокий вдох. – Но мы решили пригласить только близких родственников, ты не обидишься?

– Да ты что! – ответила подруга. – И очень мудро. Ися потребовала на день рождения снять ей клуб. Задумала устроить шумное веселье, но без родителей, – вздохнула Уля. – У тебя лучше. И дешевле, – добавила она чуть погодя.

– Тетя, а если я поменяю Анджея на Юрека, и тогда Оле выпадет… – Петрек ворвался в кухню, не обращая внимания на то, что я беседую с Улей о важных вещах.

– Петрек, уволь, – вздохнула я. – Делай как хочешь

– Ты что, влюбился в Агатку? – полюбопытствовала Уля, и я заметила, как Петрек залился краской.

– Я? – фыркнул он как кот (простите за сравнение). – Я???

– А тогда почему ты хочешь, чтобы тебе непременно по жребию досталась Агата? – рассудительно спросила Уля.

– Потому что у меня есть для нее подарок, – промямлил Петрек. – Мне Тося дала. Только поэтому. Я не люблю девчонок, они глупые. Просто я смогу таким образом сэкономить на подарке, вот и все! А для Анджея у меня нет подарка, к тому же он дурак!

Петрусь вышел и прикрыл за собой дверь. Я взглянула на соседку, но обижаться на нее трудно. У нее ведь дочери.

– Влюблен, – тихо сказала я, – но об этом вслух не следует говорить.

– Почему? – удивилась Уля. – Ведь тогда можно что-нибудь посоветовать, поговорить… Ты-то откуда знаешь?

Поговорить и посоветовать можно девочке. У мальчиков по-другому устроены мозги. Если они в ярости или несчастливы в любви и уже не молоды, то нападают на соседние государства, вот как. Неужели Уле это неизвестно?

– Бесполезно, – шепотом сказала я. – Вчера он высыпал на себя всю мою пудру, ту, что купила мне Агнешка в дьюти-фри и которую, как оказалось, я совершенно напрасно берегла. Знаешь, зачем? Чтобы не были заметны прыщики! А у него их и так нет! Он выливает на себя столько дезодоранта в ванной комнате, что мне приходится проветривать перед тем, как принять ванну. Это, наверное, и есть признаки влюбленности, правда? А ты прямо в лоб! Уля, надо быть немножко деликатнее!

Но Уля быстро сменила тему:

– Это правда, что на дне рождения Тоси будет Эксик?

– Да, – кивнула я и почувствовала, что обязана добавить: – Тося очень хотела, как-никак он ей отец, хорошо, что у нас с ним более-менее нормальные отношения и мы уже в состоянии смотреть друг на друга, ведь правда?

– Ты забыла, как он с тобой поступил?

– Эх, – махнула я рукой, – если бы не он, я бы никогда не встретила Адасика, поэтому, наверное, оно и к лучшему. Впрочем, – конфиденциально сообщила я не без некоторого удовлетворения, – Йоля уехала. Эксик говорит, что они расстались, чтобы проверить, действительно ли они хотят быть вместе. – Я с сомнением покачала головой: – Неужели женщины и в самом деле так легко верят в такую дребедень?

– У тебя нет заменителя сахара? – Уля отодвинула сахарницу. – Я бы немного подсластила… Жизнь в ноябре всегда мне кажется горькой…

– Уля! – обрадовалась я как ребенок, потому что мне выдался редкий случай напомнить ей то, чему она меня учила. – Ноябрь – самый лучший месяц в году, потому что до следующего ноября у нас одиннадцать долгих месяцев! А после Рождества дни становятся длиннее, – размечталась я, – и весна не за горами!

Уля ушла почти в одиннадцать. Скорее спать, спать, спать. Как на беду, ванную оккупировала Тося, я терпеливо подождала, потом налила в ванну воды и долго искала мыло. Его нигде не было. Я помылась Петрусиным шампунем от перхоти. Какое удовольствие отдохнуть после того, как целый день набегаешься! Куда-то подевались все полотенца, в поле зрения не было ни одного. Обозлившись, я завернулась в халат, Тося сидела в кухне и болтала по телефону.

– Тося, почему ты забрала мое полотенце?

– Подожди, Куба… – сказала в трубку дочь и прикрыла ее рукой. – Красное?

– Зеленое! Красное – Петрека!

– Там было только красное! Я его взяла, потому что мое желтое исчезло! Значит, твое взял Петрек!

– А где его?

Тося пожала плечами и вернулась к прерванному разговору. Болтовня по телефону в такое время приводит меня в бешенство. Разве нельзя поговорить днем? Но я не стала цепляться к дочери – в конце концов, она уже взрослая.

Оставляя за собой мокрые следы, я добралась до шкафа. Каждый день одно и то же – Петрек не в состоянии запомнить, какое у него полотенце. Как хорошо, что скоро возвращаются его родители, и тогда уже им после ванны нечем будет вытираться. Осталось только выпустить собаку, проверить почту – нет ли письма от Адасика, впустить пса обратно, и можно спать, спать, спать.

Почему он ничего не пишет? Уже третий: день Телекомм великодушно предоставляет связь, но никаких новых писем. В субботу позвоню ему. В общем-то даже хорошо, что он, наверное, злится. Это означает, что наш приезд был для него чем-то очень важным. Пусть уж лучше злится из-за того, что меня не видит, чем из-за того, что видит.

Я еду в редакцию, после работы надо получить из ремонта принтер, потом на минутку заеду к маме. Петрек сегодня до вечера пробудет у Арека, оттуда я его и заберу и снова вернусь домой только к ночи. Неужели я действительно хотела жить в деревне? Может быть, мне это только казалось?

У мамы я просидела два часа. Она очень волнуется за Тосю, правильно ли поступила внучка, поменяв историю на биологию, ведь биология трудная, успеет ли она наверстать упущенное? Осторожно ли я езжу? Ведь на дорогах сейчас полно кретинов. Пусть я ни в коем случае не превышаю шестидесяти в час. А если в меня врежется трейлер? И не лучше ли, однако, ездить на поезде? Бережно ли я обращаюсь с машиной Агнешки, и почему они так легкомысленно оставили мне машину? Не голодаем ли мы? Ведь я такая замотанная, поэтому здесь вот голубцы, потому что Петрусь их любит, жареные ребрышки, потому что я их люблю, хотя в последнее время, дорогуша, ты пополнела, и маринованная тыква, потому что Тося любит, и томатный суп в литровой банке. Чтобы мы не умерли с голода. Я из последних сил отбилась от куска сыра и замечательных сосисок, которые мама купила специально для нас.

Не знаю, откуда в родителях уверенность, что я морю голодом своих и чужих детей, причем одновременно они убеждены, что сама я раскормленная. Однако, если разобраться, они таким образом заботятся обо мне, и я, до глубины души растроганная, несла в машину набитые всякой снедью пластиковые пакеты.