Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)

В полной тишине они закончили занятие, полежали в шавассане, скрутили коврики и ушли в разные стороны с тем, чтобы не встретиться больше никогда.

Женя проводила взглядом Дианину спину, и вышла к шлагбауму, отделяющему школу от дороги. Там – на байке, и в шлеме с драконами, ее ждала Лека.

Было так странно – ровно тут Женя впервые увидела ее. Она сидела так же, на том же мотоцикле, в том же шлеме, в тех же шортах по колено и майке-алкоголичке. Даже поза была той же. Вот только тогда, в тот раз, за ней села Диана. А теперь – Женя.

Она просто появилась и прервала естественный ход вещей, но уже завтра… Завтра все вернется на круги своя. Женя – в Таганрог, Диана – к Леке.

Лека завела мотор сразу же, как Женька села сзади и схватилась за ее талию. Байк рванул с места и на бешеной скорости понесся по дороге. Погода хмурилась, солнце так и не показалось из-за туч ни разу за день, а теперь и вовсе зашло, оставив ощущение безнадежности еще более сильным, чем днем.

Женя не пыталась понять, куда они едут и зачем – она прислонилась всем телом к Лекиной спине и сглатывала слезы, надеясь, что к приезду они сами собой закончатся.

Через двадцать минут они влетели в Джимбаран, проехали по серпантину, и остановились у сети кафешек на пляже. За прошедшие дни Лека не раз привозила сюда Женю.

– Будем ужинать? – Спросила она, слезая с байка и снимая шлем.

Женька только кивнула. И они действительно отправились ужинать – прямо на пляже, в двух метрах от полосы прибоя, под огромным зонтиком и со свечами на столе.

Ели молча – Жене кусок в горло не лез, но она старательно жевала, не отрывая глаз от Леки. Было ощущение, словно они разговаривают друг с другом вот так – молча, зрачками и радужками, и всем сердцем.

– Что же будет с нами дальше? – Спрашивала Женя.

– Я не знаю, малыш. Наверное, будет сентябрь.

– Но какой же сентябрь сможет мне заменить твои руки?

– Если б только ты знала, насколько мне больно и жаль.

– Я стараюсь не думать об этом… о скорой разлуке.

– Я тебя никогда не увижу, ведь правда?

– Конечно же, нет.

– Я тебя никогда не смогу разлюбить.

– Я боюсь этих мыслей.

– Я искала тебя двадцать долгих, мучительных лет.

– Я искала тебя сотни долгих, мучительных жизней.

– Ты навеки.

– Ты глубже.

– Люблю.

– Не смогу без тебя я.

– Ты сумеешь.

– Ты справишься.

– Ты остаешься во мне.

– Я люблю тебя.

– Ты навсегда.

– Ты моя.

– Дорогая…

– Без тебя невозможно.

– Я знаю.

– На этой земле.

– Без тебя не пройти даже шага, не сделать ни вздоха.

– Без тебя не заснуть, не проснуться, и глаз не открыть.

– Мне так горько, ведь я без восьми с половиной часов одинока.

– Мне так больно, ведь я не смогла научиться любить.

– Ты смогла! Ты же любишь, я вижу, и чувствую это.

– Не смогла. Слишком мало, и трудно, и слишком не так.

– Ты смогла! Ты открыла так много, что было запретным.

– Я открыла так много, мой нежный мучитель и враг.

– Я уеду.

– Я знаю.

– И мы не увидимся снова?

– Это будет зависеть…

– От нас?

– Ну конечно, от нас.

– Я вернусь.

– Может быть.

– Когда буду на это готова.

– Я люблю.

– Я люблю.

– Я хочу быть с тобою

– Сейчас.

Полетели на стол купюры, полетели на песок опрокинутые стулья. Полетели вверху по склону держащиеся за руки, дрожащие, Женя и Лека. Полетел по дороге байк, полетели мимо деревья, и океан, и люди. Полетела распахнутая дверь дома, и полетела на пол срываемая одежда.

И полетела жизнь…

Вот и настало время разлуки

Сердце в колчан, и разомкнуты руки…

Время сказать: не держу, отпускаю

Сердце в кулак, а ладонь разжимаю

Сердце в кулак, а ладонь разжимаю

Время сказать: не держу, отпускаю.

Самолет набрал скорость, затрясся и, выгнувшись навстречу небу, взлетел над океаном. Женя сидела у окна, прислонившись к нему лбом, смотрела, как отдаляется внизу набережная острова, как становятся все менее и менее различимыми дома, деревья, горы, и горько, безудержно, рыдала.

Она знала, что там, внизу, так же плачет, сжимая губы, стоящая у аэропорта Лека, и провожает взглядом ее самолет.

Она знала, что далеко-далеко за океаном ждет ее маленькая девочка и тоже плачет, но ее плач скоро закончится. А Женин – не закончится никогда.

Она возвращалась другой. Многое из того, что раньше было скрыто и спрятано, и заглушено, и вытеснено, вышло теперь наружу, и дальше нужно было как-то с этим жить. А как жить – было непонятно.

Она возвращалась домой, но скучала совсем по другому дому, который оставался сейчас внизу, под крылом самолета.

Ночь, проведенная с Лекой, оставила глубокий след в самой глубине души. Это не было сексом, это не было оргазмом, это было слиянием двух душ в единое целое, в одно пульсирующее без конца счастье, счастье быть вместе еще хотя бы несколько секунд.

И теперь счастье кончилось. И что было впереди – не смог бы предсказать никто.

Вот и настало время разлуки,

Стрелы в колчан и разомкнуты руки –

Время бежать в одиночку от стужи,

Время понять, что ты больше не нужен

Время настроя прицелов на точность,

Время проверки на гибкость и прочность,

Время просвета и время пути,

Время подняться и просто идти!

Время летать в самолетах из стали,

Время любить, когда нас перестали,

Время немых, бестелесных ночей,

Время сказать себе: снова ничей!

Время сказать: не держу, отпускаю!

Сердце в кулак, а ладонь разжимаю,

Сердце в кулак, а ладонь разжимаю,

Время сказать: не держу, отпускаю!

Но, не отрекаются любя…

Помнишь? Не отрекаются любя!…

Она отпустила ладонь.

– Лети, любимая.

– Лечу.

…Что сделаешь ты, если окажется, что те, кто любил тебя, оказались неспособны любить тебя настоящую?…

Декабрь… Еще один декабрь, как и несколько десятков декабрей до этого. Почему-то за столько лет ни один из них так и не стал особенным.

Лека закуталась в теплую куртку и поерзала на лавочке. Было холодно, мерзли под джинсами бедра и ягодицы, но уходить не хотелось. От всего вокруг – голых деревьев, покрытых снегом клумб и голубого-голубого неба исходил покой.

До нового года оставалось всего десять дней, и детский дом захватила предпраздничная суета. Дети вместе с воспитательницами украшали комнаты, коридоры, развешивали гирлянды и готовили праздничную программу. Атмосфера радости и предвкушения овладела всеми без исключения, и только Лека почему-то грустила.

Невозможно было понять, почему – казалось, что все хорошо и причин для грусти нет. Два года она здесь, два года занимается любимым делом, общается с прекрасными людьми, заботится о детях. Но все же что-то неуловимое царапало грудь изнутри и намекало: «нет-нет, милая, не так уж все в порядке в датском королевстве».