Бетси Фюрстенберг - Зеркало, зеркало

— Она увезла мою дочь в Венецию вопреки моей воле, — ответила леди Джейн.

Франческа увидела, что мать вздрогнула, и незаметно взяла ее за руку. Дело плохо. Если только адвокаты семейства Нордонья не сумеют блестяще провести жесткий перекрестный допрос, что внушало серьезные сомнения, хорошо продуманная версия леди Джейн, изложенная столь четко и спокойно, покажется убедительнее показаний менее подготовленных свидетелей защиты.

Судья вызвал на трибуну отставного начальника полиции. Все это заняло столько времени, что Франческа поняла: разбирательство затянется на несколько дней. Кто-то тронул ее сзади за плечо. Она обернулась — охранник указывал на дверь. Когда судья объявил перерыв, Франческа вышла из зала и увидела Антонию.

Тони немного пополнела и отпустила волосы ниже плеч, что придавало ей девичий облик. На ней был костюм от Шанель и шелковая блузка, а на шее — несколько рядов жемчуга. На пальце было обручальное кольцо и перстень с большим изумрудом.

— Вы замужем, — заметила Франческа.

— Да. После смерти вашего отца я уехала работать в Рим. Преподаю историю в университете. Мой муж — банкир, у нас маленькая дочка. — Антония улыбнулась. — Я много знаю о вас. Ваше имя постоянно мелькает в газетах.

— Неужели вы приехали сюда из Рима?

— Да, на машине вчера вечером. Я знала, как важно для вас то, что хранилось у меня. Пойдемте за колонну, я вам все покажу.

Антония вынула из сумочки старую записную книжечку с золотым обрезом.

— Что это?

— Записная книжка Сибиллы Хиллфорд, нечто вроде дневника. Она вела его в последние месяцы жизни. Там изложены кое-какие события, а также ее идеи и замыслы. А последние страницы заполнены зарисовками Венеции и карандашными портретами вашей матери.

— Маме будет очень тяжело это увидеть, — сказала Франческа, пролистав страницы, почти не пострадавшие от времени.

Перед ней были наброски и зарисовки Сибиллы — венецианские церкви, средневековые здания, лица и руки людей, многочисленные эскизы Мадонн — прелестные лики, радостные и печальные. И наконец, изображения Сюзанны — в профиль, анфас, ее ноги, обнаженное тело…

— Сибилла была одержима моей матерью, — прошептала потрясенная Франческа. Антония кивнула. — Я и не подозревала, что у Сибиллы такое большое дарование.

— Да. У нее был талант, и поэтому я ею и интересовалась. Эта книжка хранилась в запертом ящике письменного стола графа. Поверьте, — смущенно добавила Антония, — я не собиралась ни заглядывать в нее, ни тем более красть. У меня был свой ключ от стола, потому что иногда мне приходилось выписывать для графа чеки, а чековую книжку он держал там, только в другом ящике. После его смерти я хотела взять оттуда свои письма к нему — я знала, что они в одном из ящиков стола… — Она вдруг умолкла, потом спросила: — Вы знали о наших отношениях?

Франческа молча кивнула.

— Боюсь, мне придется рассказать обо всем этом на суде.

— Расскажите сначала мне.

— В одном из ящиков я обнаружила заряженный пистолет и эту книжку. Вы знаете, искусство для меня много значит. Этот дневник со всей очевидностью свидетельствует о том, что произошло. Я сочла необходимым сохранить и записную, и чековую книжки. Ваш отец не хотел бы, чтобы дневник попал в чужие руки.

— Что вы имеете в виду? Здесь нечего читать, хотя общий смысл ясен. Признаться, не понимаю, чем это нам поможет.

— Вы смотрели страницы только с одной стороны. Переверните книжку и пролистайте снова. На обороте каждого рисунка Сибилла делала записи. Вот, смотрите. Сначала она объясняет, что нарисовано, потом пишет о своих художественных замыслах или проблемах, а ближе к концу все чаще исповедуется в любви к Сюзанне.

Страницы были исписаны мелким, не всегда разборчивым почерком.

— Венецианская часть посвящена вашей матери. Сибилла пишет, что Сюзанна — главный объект ее искусства и источник вдохновения, а расстаться с ней — все равно что отрезать себе правую руку. Потом начинаются самые страшные страницы признания: бредовые мечты о совместном самоубийстве. Она явно пыталась склонить к этому Сюзанну, но безуспешно. Сибилла, очевидно, не сомневалась, что умереть ради нее — высочайшая честь. На последних страницах она подробно излагает план, осуществить который задумала в ту роковую ночь. Полагая, что Сюзанне не хватает храбрости, она решила взять все на себя. Чтобы приобрести соответствующий опыт, Сибилла как-то утром утопила в канале кота.

— Не может быть! — воскликнула Франческа.

— Si. Она с наслаждением описывает, как животное боролось за жизнь.

— Сибилла хотела утопить мою мать?!

— Да, если та откажется уехать с ней в Нью-Йорк. После этого она собиралась перерезать себе вены. Представьте, ее извращенному уму этот замысел казался благородным. К тому же она надеялась, что подобный поступок сделает ее знаменитой.

— Какая нелепость!

— Теперь вы понимаете, зачем нужен здесь этот дневник. Он поможет оправдать Сюзанну.

— Я попрошу наших адвокатов немедленно поговорить с вами. Но при чем тут чековая книжка?

— Когда я собрала все воедино и у меня сложилась цельная картина происшедшего, до меня дошло, почему граф дважды в год выписывал чеки на крупную сумму и посылал Ренате. Случайно увидев один из таких чеков, я задумалась — чего ради он ей платит, и спросила об этом Карло. Он, ничего не объяснив, велел держать язык за зубами. Сначала я заподозрила шантаж, но теперь точно знаю: граф оплачивал содержание вашей матери.

В холл вышла Сюзанна со своим адвокатом. После того как ее и Антонию представили друг другу, все направились в опустевший зал суда. Сев в последнем ряду, они склонились над блокнотом Сибиллы.

Через некоторое время потрясенная Сюзанна прошептала:

— Значит, мой муж хранил под замком доказательства моей невиновности! А ведь это могло снять с меня обвинение в убийстве еще двадцать лет назад!

— Но почему, мама? — воскликнула Франческа. — Почему он так поступил?

— Наверное, Карло думал прежде всего о собственной репутации. К тому времени он уже подкупил многих чиновников, и, если бы обнаружился этот дневник, противозаконные действия Карло стали бы достоянием гласности. Твой отец очень дорожил своей репутацией, а в таком случае его судили бы за подкуп официальных лиц. И это еще не все. Было бы возбуждено судебное расследование по моему делу. Конечно, дневник Сибиллы подтверждает мою невиновность, но наши отношения с ней получили бы самое широкое освещение в прессе. Вообрази, каково бы пришлось моему гордому мужу! И что сталось бы с фамильной честью семейства Нордонья!

Сюзанна ласково улыбнулась Антонии:

— Мне очень неприятно так говорить о Карло при вас. Полагаю, вам больно это слышать. Наверное, вы знаете его с лучшей стороны, чем я.