Татьяна Герцик - Самое ценное в жизни

– Недоразумение? Для тебя это маленький пустячок, не стоящий внимания? Так вот ты какая – дешевая пустышка! Я-то думал, что ты настоящий человек, а ты целлулоидная кукла!

Тяжело перевел дух, опустил руки и неприязненно скомандовал, глядя вдаль пустым взглядом:

– Вот что! Сегодня можешь переночевать здесь, а завтра чтобы ноги твоей в моем доме больше не было! – И, не обращая внимания на протянутую к нему в немой мольбе руку, выскочил из комнаты.

Татьяна вздрогнула. Эти слова она уже слышала от Анатолия. Вот и снова повторяется та же история. Неужели это ее удел – быть отверженной?

Глухо хлопнула входная дверь. Куда это он на ночь глядя? Вспомнив, что Юрий Георгиевич просил ее позвонить, побрела к телефону. Подняла трубку и послышался обычный приветливый гудок. Телефон работает нормально? Но почему она не могла дозвониться сюда столько времени?

Трубку профессор поднял не сразу, но спросил довольно бодрым голосом:

– Это ты, Танечка? Мы за тебя волновались. Хорошо, что ты позвонила, сейчас хоть заснем нормально. Но что у тебя голос такой мрачный? Что-то случилось?

Она вдаваться в подробности не стала, сказала только, что доехала хорошо, просто устала, и, не в состоянии выслушивать расспросы, положила трубку. Ощущая себя грязной и оплеванной, кое-как вымылась под душем, натянула на себя спальную рубашку и упала в кровать, отупев от усталости и душевной боли.

Проснулась утром от резких злых уколов в сердце и неприятной тяжести внизу живота. Что это – последствия вчерашнего стресса или просто усталость после последних сумасшедших дней? Стараясь не обращать внимания на боль, оделась и вышла на кухню. Там, мрачно глядя в тарелку, сидел ощетиненный Владимир.

Она молча присела рядом и робко попросила, боясь к нему прикоснуться: от него явственно веяло диким напряжением и злобой.

– Владимир, поверь мне, я действительно постоянно пыталась до тебя дозвониться и очень беспокоилась.

Он вскочил, опрокинув кружку с молоком, которое разлилось по столу длинной белой полосой. Татьяна испуганно вздрогнула, глядя на его разъяренное лицо, не зная, как его остановить. Может быть лучше дать ему выговориться, а потом спокойно поговорить?

Напоминая разъяренную ядовитую змею, он прошипел:

– Беспокоилась она! Как это мило! И когда ты изволила беспокоиться? Между вернисажами и походами по ресторанам с богатыми поклонниками? А ты знаешь, что это такое – не спать по ночам от беспокойства, не понимая, что происходит? Когда в голове одна только мысль: с глаз долой – из сердца вон?

Она потянулась к нему, чтобы сказать, что с ней было то же самое, но он злобно добавил, неприятно оскалившись и с ненавистью глядя на женщину, которой совсем недавно клялся в вечной любви:

– Конечно, тебе-то было весело, небось ни одной ночи одна не провела!

Она побледнела и провела чуть дрожащей рукой по лбу, как будто пыталась смахнуть незаслуженные оскорбления. Посмотрела назад, на распахнутые двери комнаты. Может быть, уйти туда и дать ему остыть? Пусть успокоится и придет в себя. Ведь не может же быть, чтобы всё так глупо кончилось?

Владимир продолжал, глядя на нее неистовыми глазами и пытаясь освободиться от раздирающей изнутри ярости:

– А я все это время метался от стенки к стенке, даже работать не мог! На всех рычал, как лютый зверь! Самому тошно! – Он осклабился, сложив затвердевшие губы в жуткое подобие улыбки. – Но теперь всё! Ты меня достала! Собирай свои манатки и шуруй отсюда к себе! Твоя роскошная квартирка давно тебя дожидается!

Татьяна просительно положила ему руку на локоть, пытаясь остановить его напрасные упреки, убедить, что он не прав, и так нельзя, что всё выяснится, они помирятся и всё будет хорошо! Но он тут же стряхнул ее ладонь и безжалостно добавил:

– Твои картинки я уже выкинул в старый сарай! Заберешь оттуда, что осталось! Тебе здесь делать нечего! Малюй где-нибудь в другом месте!

Она заледенела, не в силах пошевелиться, лишь недоверчиво глядя на него. Потом опомнилась и опрометью бросилась наверх, рискуя оступиться на винтовой лестнице и сломать себе шею.

В холодной мастерской на самом деле царила мертвящая пустота. Оглушительная, как на сельском кладбище, тишина рвала барабанные перепонки. Ее накрыло ледяное отчаяние. Так вот он какой на самом деле! А она-то, дурында, считала, что те слова, что он ей постоянно говорил – правда! А это такая же сладенькая ложь, как и та, которой в свое время ее обольстил Анатолий. Какая же она наивная идиотка! Второй раз наступила на те же самые грабли!

Вся любовь Владимира оказалась красивой сказочкой. И не она ли ее сочинила? Почему она постоянно принимает желаемое за действительное? Снова провела глазами по пустым стенам. До боли было жаль своих картин. Она прижала руку к болезненно заплескавшемуся, как тряпка, сердцу, и медленно спустилась вниз.

Владимир стоял у лестницы и презрительно следил за ней стальными глазами. Увидев, что она смертельно бледна, встрепенулся, сделал неуверенный шаг вперед и протянул руки, чтобы поддержать. Она стремительно отпрянула и гневно произнесла, глядя ему прямо в лицо измученными больными глазами:

– Да, ты прав! Мне здесь делать нечего! Ты никогда меня не любил, хотя и болтал много о любви! Любовь – это доверие! Без доверия не бывает любви, или это вовсе не любовь, а примитивная похоть, которая, кстати, быстро проходит! Это я, глупая, влюбилась в тебя в день первой же встречи! И верила тебе! Когда из раза в раз линия была занята, я не думала, что ты специально снимаешь трубку, чтобы без помех покувыркаться с очередной подружкой на моей постели! Я сделала всё, что могла, чтобы связаться с тобой! А что сделал ты? Тебе вовсе не нужна моя любовь, ты ее в сарай выбросил вместе с моими картинами! – Сверкнула лихорадочно заблестевшими глазами и безнадежно повторила: – Я немедленно ухожу, мне здесь делать нечего, в этом ты абсолютно прав! Не ищи меня и прощения не проси – я тебе больше никогда не поверю!

Он озадаченно нахмурился, пытаясь осознать услышанное, но упрямо пробормотал, желая оставить последнее слово за собой:

– Что, очередная демонстрация псевдоправоты? Не оправдывалась бы лучше! Всё равно не поверю! И где это ты собираешься околачиваться четыре часа до автобуса? У тебя в селе друзей нет!

Она молча оделась и вышла, упорно глядя в сторону, не в состоянии выслушивать очередные оскорбления. Владимир задумчиво смотрел ей вслед, понемножку отходя и начиная сомневаться в своих грубых словах.

Татьяна дошла до машины, машинально отметив, что оставила ее гораздо дальше, чем показалось в темноте. Включила зажигание, и мотор мгновенно басовито заурчал, что подействовало как хорошее лекарство. Вывела Пежо на дорогу и хотела гнать к городу, но живот снова дал о себе знать резкой короткой схваткой.