Розамунда Пилчер - Конец лета

— Ну, если мы протянем еще немного, они станут несъедобными.

Обед был чудесным, обстоятельства — идеальными. Дэвид даже открыл бутылку вина, красного и очень терпкого, которое идеально дополняло мясо, как и хрустящий белый хлеб. Трапезу довершали сыр, бисквиты и ваза со свежими фруктами, увенчанными гроздью белого винограда. Я обнаружила, что ужасно проголодалась и, съев невероятно много, вытерла тарелку толстой белой корочкой, а затем очистила апельсин. Он оказался таким сочным, что сок капал с пальцев. Закончив есть, Дэвид пошел в дом приготовить кофе.

— Мы будем пить его снаружи? — спросил он через открытую дверь.

— Да, давайте там внизу, у реки. — Я тоже отправилась в дом, чтобы вымыть липкие руки под краном.

— В комоде в коридоре есть плед, — сказал мне Дэвид. — Возьмите его и располагайтесь на берегу, а я принесу кофе.

— А как же грязная посуда?

— Оставьте… Сегодня слишком хороший день, чтобы портить его возней над раковиной.

Это замечание показалось мне до боли родным — примерно так выразился бы мой отец. Я отыскала плед, вынесла его на улицу и, спустившись по отлогому газону, расстелила на залитой солнцем траве почти у самой воды. После долгого сухого лета уровень воды в Кейпле был невысоким, а от лужайки реку с ее бурым потоком отделял миниатюрный пляж, покрытый галькой.

Яблоня клонилась к земле под весом спелых плодов, и трава под ней была усыпана упавшими яблоками. Я подошла к дереву и потрясла его, и еще несколько яблок мягко приземлились на траву. Под листвой была прохладная тень и очень приятно пахло — чем-то прелым и сладким, как в старых сараях. Я прислонилась спиной к стволу и сквозь кружево ветвей стала смотреть на озаренную солнцем реку.

Умиротворенная этим видом, а также хорошим обедом и приятной компанией, я воспрянула духом и сказала себе, что сейчас самый подходящий момент быть взрослой и отбросить все свои скрытые и безотчетные страхи. Не позволять же им и дальше копошиться где-то в подсознании и то и дело напоминать о себе, как больной зуб, или отзываться спазмом в животе.

Мне стоило реалистично отнестись к Синклеру. Ни к чему предполагать, что он не возьмет на себя ответственность за ребенка, которого ждала Тесса Фарадей. Вернувшись в «Элви» в понедельник, Синклер, вероятно, заявит нам, что собирается жениться. Бабушка очень обрадуется (ведь эта девушка казалась ей очаровательной), и я буду тоже рада и никогда ни словом не обмолвлюсь о том телефонном разговоре, который нечаянно услышала.

А что касается Гибсона, то он действительно постарел — к чему это отрицать? — и вероятно, всем будет лучше, если его отправят в отставку. Но если ему и в самом деле придется покинуть свой пост, тогда бабушка и Синклер, конечно же найдут для старика маленький домик, вероятно, с садом, где он сможет выращивать овощи и заведет нескольких кур, а значит останется при деле и будет счастлив.

А я… Со мной труднее. Хотела бы я знать, почему Синклер затронул вопрос о нашем браке. Возможно, это показалось ему забавным и он таким образом решил занять те полчаса, пока мы отдыхали. Такое объяснение я готова была принять, но его поцелуй не показался мне ни братским, ни легкомысленным… Само воспоминание о нем вызывало у меня дискомфорт, и именно из-за этого я пребывала в таком замешательстве. Вероятно, Синклер сделал это намеренно, чтобы вывести меня из равновесия. Он всегда был любителем пошалить. Вероятно, он просто хотел проверить мою реакцию…

— Джейн.

— А? — Я повернулась и увидела Дэвида Стюарта, который стоял перед яблоней на солнце и смотрел на меня. За ним на траве рядом с пледом я увидела кофейный поднос и тут же поняла, что он окликал меня и прежде, но я не слышала. Дэвид, пригнув голову, нырнул под низкие ветви дерева и, опершись на ствол рукой, встал рядом со мной.

— Что-то не так? — спросил он.

— Почему вы спрашиваете?

— Вы выглядите встревоженной. И очень бледной.

— Я всегда бледная.

— И встревоженная?

— Я не говорила этого.

— Что-то… случилось вчера?

— Что вы имеете в виду?

— Просто я заметил, с какой неохотой вы говорили на эту тему.

— Ничего не случилось… — Мне хотелось уйти, но его рука была как раз над моим плечом, и мне пришлось бы пролезать под ней. Дэвид склонил голову набок и посмотрел на меня немного искоса, и под этим уже знакомым мне проницательным взглядом мои лицо и шея стали заливаться краской.

— Вы как-то сказали мне, — мягко проговорил он, — что когда вы лжете, то краснеете. Что-то все-таки не так…

— Нет. Все в порядке…

— Если бы вы захотели сказать мне, вы бы сказали, не так ли? Вероятно, я смог бы помочь.

Я подумала о девушке в Лондоне и о Гибсоне… И о себе, и страхи снова наводнили душу.

— Никто не может помочь. Никто ничего не может сделать.

Он не стал настаивать. Мы вышли на солнце, и я вдруг поняла, как замерзла. Мое тело покрылось гусиной кожей. Я села на теплый плед и стала пить кофе, а Дэвид дал мне сигарету, чтобы отгонять мошек. Через некоторое время я опустила голову на плед и растянулась под солнцем. Я чувствовала себя уставшей, а вино подействовало на меня усыпляюще. Я закрыла глаза, слушая шум реки, и вдруг заснула.

Проснулась я где-то через час. Дэвид лежал примерно в ярде от меня, опираясь на локоть и читая газету. Я потянулась и зевнула, и он поднял глаза.

— Это случилось уже во второй раз, — сказала я.

— Что именно?

— Я проснулась и увидела вас.

— Я все равно уже собирался будить вас. Пора отвезти вас домой.

— Сколько сейчас времени?

— Половина четвертого.

Я сонно уставилась на него, а потом спросила:

— Вы зайдете в «Элви» на чай? Бабушка была бы вам очень рада.

— Я бы зашел, но мне нужно съездить проведать одного старика, который живет в богом забытой глуши, буквально на краю света. Время от времени он начинает тревожиться относительно своего завещания, и тогда я еду и успокаиваю его.

— Это похоже на шотландскую погоду, правда?

— Что вы имеете в виду?

— Одну неделю вы в Нью-Йорке занимаетесь бог знает чем. На следующей отправляетесь в какую-нибудь глухомань, чтобы успокоить взбалмошного старика. Вам, вообще, нравится быть провинциальным юристом?

— Да, по правде сказать, нравится.

— Вы так вписываетесь во все это… Будто провели здесь всю свою жизнь. И ваш дом и все это… И сад. Все так гармонично, словно создано специально для вас.

— Вы тоже просто созданы для…

Я навострила уши, ожидая, что Дэвид разовьет эту тему, но он, казалось, раздумал продолжать, поднялся, собрал кофейные приборы и газету и понес все в дом. Когда он вернулся, я все еще лежала, глядя на реку. Он встал надо мной, взял меня под руки и поставил на ноги. Я повернулась и оказалась в его объятиях.