Кэтрин Манн - Две тайны Элоизы

Какой-то фотограф отделился от толпы и поднял фотоаппарат. Элоиза спряталась за спину Джона в тот момент, когда сверкнула вспышка.

Гарри, широко улыбаясь, отошел в сторону, освобождая место.

Одри схватила своего зевающего жениха за руку и прильнула к нему. Гарри Тейлор спросил с придыханием:

— Когда вы встретились с Элоизой, мистер Лэндис? Уверен, наш гость, редактор отдела новостей нашей иллюстрированной газеты, захочет поместить рассказ о вас в своей колонке.

— Зовите меня Джон. — Он почувствовал, как сердце Элоизы забилось быстрее.

Джон мог рассказать об их отношениях, но тогда пришлось бы сообщить и о том, что они расходятся. А его желание было прямо противоположным.

— Мы познакомились, когда Элоиза в прошлом году была на практике в Европе. Я не смог забыть ее. И вот я тут.

Каждое его слово было правдой.

Облегченный вздох Элоизы стал для него наградой.

Одри отпустила руку жениха и подошла к сводной сестре, чтобы оказаться вместе с ней на следующей фотографии.

— Разве ты не кладезь сюрпризов? — спросила она.

— Не по своей воле. — Элоиза сдержанно улыбнулась. — К тому же сегодня твой день. И я вовсе не хочу отвлекать внимание от тебя.

Одри подмигнула, оглядывая Джона с ног до головы:

— Ну, если бы он был моим парнем, я бы мечтала привлечь внимание прессы.

Да что же это за семья?!

Джон подтянул Элоизу к себе и махнул Одри рукой, чтобы та отошла. В ответ Одри только улыбнулась и игриво раскидала волосы по плечам. А ее жених, бедняга, ничего не замечает.

Элоиза уткнулась лицом в плечо Джона. Он хотел было ее подбодрить, но вдруг понял, что она не огорчена и не нуждается в его помощи. Она просто прячется от фотокамер.

А камеры щелкали и щелкали, и вспышки сверкали отвратительно близко, оскорбляя ночную тьму.

Одри повернулась к сестре:

— Подойди сюда. Просто улыбнись. Ты весь вечер прячешься, а мне хочется позабавиться и вставить несколько интересных фотографий в мой свадебный альбом.

Элоиза развязала ленту, стягивающую ее хвост, и волосы шелковым покрывалом окутали ее плечи и спину. Большинство знакомых Джону женщин прихорашивались перед съемкой. Даже три его невестки доставали губную помаду, когда надо было позировать фотографу.

Присмотревшись, он сообразил, что она пользуется волосами как занавеской. Фотограф мог снимать Элоизу сколько угодно, но на снимках будет трудно разглядеть ее лицо.

Джон осознал, что в их отношениях могут возникнуть проблемы более серьезные, чем он полагал. Элоиза хотела сохранить в тайне свое царственное происхождение. Это было очевидно, и Джон уважал ее право жить так, как она считала нужным, но до этой минуты не понимал, на что она готова пойти, чтобы сберечь тайну.

Очень неприятная ситуация. Ведь он как член семьи Лэндис часто попадал под обстрел представителей прессы. И будучи рядом с Элоизой, подставлял под этот обстрел и ее.

Джон жаждал мести, но не хотел, чтобы Элоиза расплатилась за предательство своим секретом. У него имелся в запасе другой, куда более приятный способ заставить себя забыть ее.

Элоизе хотелось, чтобы фотограф уменьшил мощность вспышки. Еще немного такого мелькания — и у нее разболится голова. Как будто событий этого вечера не достаточно для появления мигрени.

Торжество, к счастью, почти закончилось. Только несколько самых упорных гостей еще старались попасть в объективы фотокамер. Джон Лэндис, виновник ее головной боли, стоял в стороне вместе с отчимом. Элоиза старалась сохранять спокойствие, для чего принялась собирать со стола маленькие тарелочки для пирожных. Ее сестра наблюдала за ней.

Одри поставила на ладонь блюдечко с шоколадным пирожным, окунула палец в глазурь и облизала:

— Пусть посуду собирают официанты. Им за это платят.

— Мне не трудно. Учти, кстати, что официанты получают почасовую оплату.

А кроме того, ей необходимо избавиться от возбуждения, не проходившего после поцелуя Джона.

— Это не значит, что ты должна работать, пока не свалишься с ног, — резонно заметила Одри. — Иди домой.

Но Элоиза еще не готова была остаться один на один с Джоном. А он, судя по тому, как упрямо выпячивалась его челюсть, не собирался оставить ее в покое.

— Я останусь тут, с тобой. — Элоиза отступила на шаг, пропуская музыканта, который нес два футляра с гитарами. — И не спорь, пожалуйста.

— Тогда съешь хотя бы пирожное. Они такие вкусные, что мое подвенечное платье, боюсь, придется расширить. — Одри не могла оторваться от глазури. Ее голубые глаза жадно следили за Джоном. — Ты просто шкатулка с сюрпризами, сестричка.

— Ты это уже говорила.

Элоиза сложила вилки в стакан, поставила тарелки друг на друга и протянула подошедшему официанту.

Не странно ли, что Одри называет ее шкатулкой с сюрпризами? Она всегда была уравновешенна, стремилась сглаживать конфликты, утешала свою маленькую сестренку, когда та плакала.

— Но это правда! Что за история с твоим парнем, Лэндисом? — Одри указала на Джона, который выглядел так, будто чувствовал себя совершенно комфортно в черном пиджаке в майскую жару.

Раньше Элоизе нравилась его беззаботность. Теперь она ее раздражала. Особенно при воспоминании о том, как ее пальцы утопали в его волосах во время поцелуя.

Усилием воли она уняла дрожь в руках и встала, опершись о стол, рядом со своей сводной сестрой. Одри была много выше Элоизы и такая же светлая, как отец. Но обе сестры унаследовали длинные пальцы их матери. Как было бы хорошо поговорить сейчас с мамой! И как, должно быть, тяжело Одри, поскольку матери нет рядом в самый великий день ее жизни.

Неожиданная смерть миссис Тейлор от аллергической реакции на лекарство потрясла всех до глубины души. Во время похорон Элоиза была словно в забытьи, у нее не было сил плакать. Университет требовал завершить практику, но она чувствовала себя совершенно опустошенной по дороге в Испанию.

И в постель Джона.

Когда Элоиза проснулась после той ночи… с кольцом на пальце… Ее броня дала трещину, и она сбежала из дома, который снимал Джон, прежде чем слезы рекой полились у нее из глаз…

Ее мысли вновь обратились к Джону.

Что ему надо? Почему он приехал сам, а не прислал юриста? Вряд ли он хотел ее видеть. Ведь у него был целый год, чтобы связаться с ней.

— Его появление стало для меня полной неожиданностью, — заверила она сводную сестру.

Одри отставила тарелку, вынула из вазы розовую лилию и помахала ею перед носом Элоизы:

— Ты никогда раньше не говорила, что знакома с ним.

Правильно, не говорила, так как боялась, что они услышат в ее голосе то, в чем она не решалась признаться даже себе самой, тем более теперь.