Бенедиту Барбоза - Роковое наследство

Инспектор Валдир, поприветствовав хозяев, выложил на стол коробку с патронами.

— Хотите узнать, кому принадлежат отпечатки пальцев, обнаруженные мной на этой коробке? — спросил он, обращаясь к Рафаэле.

— Нет! — ответил она резко.

— Почему? — изобразил удивление Валдир.

— Мне кажется, очень трудно обнаружить отпечатки пальцев на картонной коробке, — пояснила Рафаэла, добавив: — Если только у человека, их оставившего, не были грязные руки.

— Я вижу, вы весьма подкованы в подобных вещах, — заметил Валдир.

— По-моему, тут не надо семи пядей во лбу, — раздраженно бросила Рафаэла. — А вот почему вы до сих пор не арестовали Маркуса и Бруну Медзенга?

— Потому что не нашли Луану, которая могла бы подтвердить или опровергнуть ваши показания.

— Но разве бегство Луаны не является косвенным подтверждением ее соучастия в убийстве? — гнула свое Рафаэла.

— Нет, — развел руками Валдир.

— А пуля? Я же сама принесла ее вам на блюдечке!

— Вот это меня как раз и настораживает, — поймал ее на слове инспектор. — Все обвинения исходят только от вас, сеньора.

— Нет. Дядя тоже видел, как в него стрелял Бруну Медзенга.

— Сеньор Жеремиас утверждал это сразу после покушения, когда не знал, что у Бруну Медзенги имеется надежное алиби. А потом он уже не был столь категоричен и, по сути, отказался от своих прежних показаний, попросив замять дело о покушении.

— Я вам не верю! — протестующее замахала руками Рафаэла. — Зачем бы дяде понадобилось подвергать свою жизнь опасности, оставляя преступника на свободе?

— Возможно, потому, что он подозревал в преступлении кого-нибудь из родственников или друзей, — хитровато усмехнулся Валдир.

— Например, Луану, да? — подхватила Рафаэла. — Не зря же она сбежала!

— Сеньор Жеремиас не делился со мной своими подозрениями, — уклонился от ответа инспектор. — Вот он приедет из Италии, тогда вы у него сами и спросите.

— Хоть бы он уж скорее вернулся! — вздохнула Рафаэла

В это время из соседней комнаты раздался характерный междугородный звонок, и Жудити поспешила туда. Рафаэла последовала за ней, надеясь поговорить с дядей.

А Валдир извиняющим тоне пояснил Отавинью, зачем, собственно, пришел сюда:

— Я должен арестовать вашу жену, чтобы услышать от нее наконец правду. Надеюсь, вы понимаете, что она лжет? — Насколько мне известно, сеньор Бердинацци даже не уверен в том, что Рафаэла — его родственница. Потому он и поехал в Италию. Конечно, мне очень неприятно говорить все это вам. Да и сажать в тюрьму женщину, недавно потерявшую ребенка, тоже небольшое удовольствие…

— Вам не стоит передо мной оправдываться, — глухо произнес Отавинью. — Поступайте, как считаете нужным.

Валдир посмотрел на него с нескрываемым изумлением, однако задавать вопросов не стал.

Рафаэла вышла из соседней комнаты хмурая и злая.

— Мне не удалось поговорить с дядей, он расспросил Жудити о здешних новостях и положил трубку.

— А он не сказал, скоро ли приедет? — спросил Валдир экономку.

— Нет, — с сожалением ответила Жудити.

— Ну в таком случае я вынужден действовать, не дожидаясь его приезда, — решительно произнес Валдир. — Вам, сеньора Рафаэла, придется пойти со мной в полицейский участок. Возможно, там вы вспомните еще какие-нибудь подробности, что прольют свет на те преступления, которые так или иначе связаны с наследством вашего дядя.

— Да если бы дядя был здесь, он бы не позволил вам так унижать меня! — воскликнула Рафаэла. — Господи, хоть бы он поскорее вернулся.

Жеремиас же второй месяц находился и Италии, где неустанно, день за днем продавался ели приезда в страну своих предков.

Начал он этот сложный поиск с бразильского посольства в Риме, а потом, получив архивные справки, изъездил сотни километров по следам той воинской части, в которой некогда служил Бруну Бердинацци.

И везде — в каждом городе или малюсеньком поселке — выяснил, не проживала ли здесь во время войны некая Джема Бердинацци.

Иногда случалось, что женщин с таким именем и фамилией было несколько в одном городе, и тогда Жеремиас беседовал с каждой из тех, кто еще остался в живых, или с их ныне здравствующими родственниками. Но никто из них не знал бразильца Бруну Бердинацци, воевавшего в этих краях и погибшего на итальянской земле.

Много раз возвращался Жеремиас к братской могиле, в которой был похоронен Бруну и где на мраморной плите в числе других погибших было высечено его имя. Молча клал цветы и мысленно беседовал с братом, задавая ему одни и те же вопросы: «Бруну, дорогой, подскажи, где твоя семья? Где твой сын? Действительно ли Рафаэла — твоя внучка? Помоги мне, брат!»

Но ответом ему была лишь глухая кладбищенская тишина.

И Жеремиас вновь колесил по Италии, пока не нашел женщину, знавшую Джему Бердинацци, которая в войну вышла замуж за бразильского солдата, но вскоре после этого стала вдовой.

— Она жива?! — сгорая от нетерпения, спросил Жеремиас.

— Нет, Джема умерла очень давно…

— А Бруну, ее сын, жив?

— К сожалению, и он умер лет десять назад, — ответила женщина. — У него был рак.

— Но хоть кто-нибудь из их семьи остался на этом свете? — в отчаянии воскликнул Жеремиас.

— Да, я знаю внука Джемы, — сказала женщина, вернув Жеремиасу надежду. — Он работает недалеко, на оливковых плантациях. Его зовут Джузеппе Бердинацци.

Жеремиас почувствовал, как тяжелый камень упал с его души: Джузеппе! Имя отца прозвучало сейчас для Жеремиаса как своеобразный пароль. Он понял, что теперь уж точно увидит своего внучатого племянника и никаких накладок больше не случится.

Джузеппе Бердинацци оказался худощавым молодым человеком, в котором Жеремиас сразу нашел сходство со своим старшим братом: тот же рост, те же большие, чуть грустноватые глаза, та же застенчивая улыбка.

— Чем я вам обязан? — спросил парень приветливо и удивленно.

— Это я тебе очень многим обязан, сынок! — обнял его Жеремиас.

Потом они до поздней ночи сидели за столом, пили вино и говорили, говорили… Жеремиас рассказал юному Джузеппе всю историю семьи Бердинацци, а тот в свою очередь поведал ему то, ради чего старик и приехал в Италию.

— Теперь я могу спокойно умереть, — заключил Жеремиас. — Но ты должен поехать со мной в Бразилию!

С некоторых пор Апарасиу стало трудно уезжать из дома в длительные гастрольные поездки. И не только потому, что с ним отказывалась ехать Лия, считавшая себя не вправе оставлять отца и брата в такой сложный для них период. Если бы вся проблема заключалась в Лие, то он бы нашел какой-нибудь выход. Например, можно было выбирать маршруты покороче и заезжать домой почаще. Но Апарасиу поймал себя на мысли, что ему вообще наскучила эта бесконечная концертная гонка! Раньше он сочинял песни и пел их в свое удовольствие, а теперь это превратилось в какой-то конвейер, когда песни рождались не от душевной потребности, а от необходимости постоянно обновлять свой репертуар.