Артем Литвинов - Пылающая комната

— Нет, — злобно огрызнулся Харди, — я с ней переспал, тут, на этой постели, доволен?

Он посмотрел на меня так, как только жертва смотрит на палача, и мне стало безмерно стыдно за свою бестактность.

— Для меня это было игрой, я думал, что и для нее тоже, а она, оказывается, была сумасшедшая, она обет дала, как там у них полагается, в церкви, что сделает это и наложит на себя руки, я только потом узнал, из предсмертной записки.

Наступила страшная по своей безнадежной длительности пауза.

— Прости, Крис, — сказал я наконец с ужасом представляя себе, какое количество подобных историй, возможно, тянется за ним как каторжная цепь, ибо я отлично знал, что Харди, при всех его недостатках, все же принадлежал к тому типу людей, у которых даже непреднамеренное надругательство над чужой душой не вызывает ничего, кроме отвращения.

Он стоял около постели, словно не слыша меня, и внезапно вздрогнув, как от удара током, сказал:

— Мы не будем здесь спать, ты меня понимаешь, Тэн, нам нельзя.

— Да, — согласился я, — пойдем отсюда.

Мы вышли из комнаты, и он осторожно прикрыл за собой дверь.

На следующий день, рано утром, Крис поднял меня с постели и мы, сев на мотоцикл, помчались в отель завтракать. А после завтрака отправились дальше к морю. Крис гнал так, что, кроме свиста в ушах, я ничего не слышал, я переживал, тогда самые прекрасные минуты в своей жизни, прижимаясь щекой к его спине и чувствуя с какой нечеловеческой готовностью я бы принял вместе с ним смерть в случае аварии, падения в пропасть или какого угодно иного несчастного случая. Не было ничего, о чем я мог бы пожалеть, ни моего будущего, ни моих воспоминаний, ни даже того, что я не успею сказать ему последнее «прости». В тот миг я со всей отчетливостью осознал, что это и было истинно правильное положенное нам обоим конечное переживание, смысл и цель которого мы не могли или, возможно, не хотели до сих пор постичь.

Наконец впереди открылось синее, как сапфир, море. Пустынный дикий берег с выступающими из воды камнями. Крис подкатил к самому краю и внезапно остановился.

— Слезай, — велел он мне. Затем он откатил мотоцикл подальше и вернулся ко мне. Я стоял, очарованный красотой, к которой невозможно привыкнуть, встречаясь с ней снова и снова. Бескрайний синий простор тянулся вдаль, смыкаясь с небом туманной линией горизонта. Был полдень, и жара была в разгаре. Море было безмятежно спокойно, Крис обнял меня за плечи и также неподвижно молча созерцал картину, прекраснее которой я ничего себе и представить не мог.

— Пойдем купаться, — предложил он и сбросил с себя майку с очередным афоризмом, на сей раз настолько выразительным и лаконичным, что в намерениях ее владельца сомнений не оставалось. Мы разделись и, как были голые, пустились вплавь наперегонки. Крис плавает отлично, я значительно хуже, но в отличие от него я способен преодолевать любые расстояния. Вода, окутывавшая мое тело, была теплой, как парное молоко, я вспомнил признание моего друга о том, что он видит себя во сне плавающим в огне, но это был не огонь, это была стихия более благосклонная к слабой природе человеческой. Харди плыл все дальше и дальше от берега к одиноко высившейся черной скале метрах в трехстах от берега. Я не пытался догнать его, мне было достаточно того, что он находился здесь в море со мной и над нами обоими простиралось только бескрайне высокое небо, чистый, бледно-голубой простор. Только теперь я понял насколько я на самом деле, как выражается Крис, «вошел в штопор» и перестал замечать саму ткань жизни, радоваться всему, что меня окружает. Я плыл вслед за ним, и в голову мне пришла странная мысль, как мог быть он демоном огня и не бояться воды? Я усмехнулся, удивившись нелепости собственных рассуждений, а Харди уже, достигнув назначенного места, выбрался на камни и сидел на них, по всей видимости, наблюдая за мной с искренним торжеством. Я приближался медленно, но упорно, и, глядя на моего друга, примостившего на выступе скалы, голого с мокрыми длинными волосами, думал о том, что все же в нем было что-то совершенно не свойственное не только нормальному человеку с его комплексами и принципами, но и вообще человеку, в нем было что-то невыразимо архаичное, дикое, нечто присущее существам, населявшим землю задолго до того, как ее унаследовал род человеческий. Меня охватило страстное желание нарисовать его таким, именно таким и только таким, настоящим Крисом Харди, не понимавшим, чем он сам является и зачем пришел в этот мир, и, как ни странно, отданным этому миру, как редкий бесценный подарок, оценить по достоинству который могли лишь единицы, если не вообще только его нянька, телохранитель и шофер в одном лице, старина Бобби, относившийся к нему с необыкновенной терпимостью и симпатией.

— Плывешь, как бревно, — проконстатировал он со смехом, подавая мне руку, когда я наконец подплыл к скале, — воды ты не чувствуешь, надо с ней слиться, понимаешь, как будто у тебя тела нет.

— Ты что, инструктором по плаванию подрабатываешь, — не выдержал я в обиде на его замечание.

— Я бы мог, — с обычной самоуверенностью ответил он.

Я сел рядом с ним на камень. Солнечные лучи мгновенно испаряли влагу с кожи. Становилось невыносимо жарко на этой открытой скале под палящим солнцем. Крис провел рукой по лбу и взглянул на меня. Где-то вдалеке по шоссе катил туристический автобус. Мне сделалось не просто смешно, я начал хохотать, как безумный, до слез, ничего более чудовищного и абсурдного, чем происходящее, и вообразить себе было нельзя. Знаменитый, скандально знаменитый вокалист группы «Ацтеки» Крис Харди сидел на камне голым посреди моря, а рядом с ним в таком же точно виде сидел недоучка из манчестерского университета, сбежавший из дома четыре года назад. Харди блаженно улыбался и смотрел на легкие волны, набегавшие у наших ног. Казалось, он не нуждался больше ни в каких удовольствиях и напрочь забыл о том, что помимо нас с ним существует еще что-то. И вдруг он вскочил и бросился в воду с иступленным криком:

— Догоняй, Тэн.

Повинуясь безотчетному инстинкту соперничества, я последовал его примеру, мы плыли назад к берегу.

Выйдя из воды и одевшись, мы посмотрели друг на друга и невольно улыбнулись.

— Покатаемся, тут очень круто, можно гонять, сколько хочешь, я первое время сюда приезжал ради этого, специально, — сказал Крис, подводя мотоцикл, и занимая свое место.

Я тоже сел.

— Ну, обними меня, я этого хочу, — сказал он, — помнишь как в Замке, никогда этого не забуду.

— Почему? — спросил я, торопясь услышать ответ до того, как врубится шум мотора.

— Я об этом думал, не знаю, — пояснил он, готовясь сорваться с места, — когда ты стоял передо мной, как полный придурок, я решил, что ты боишься ко мне прикоснуться.