Инна Туголукова Инна Туголукова - Инна Туголукова

— И ты не поцелуешь меня на прощание?.. — лукаво поинтересовалась Сима.

Но Вова разгадал ее маленькую хитрость.

— Тогда я уж точно не смогу уйти. — Он провел пальцами по ее щеке и чуть приподнял голову за подбородок. — Я поцелую тебя завтра.

— Завтра… — повторила Сима.

Он резко повернулся и зашагал прочь. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. Вова не оглянулся. Ни разу.

Завтра наступило, и Сима, сгорая от нетерпения, пришла к заветному камню почти на час раньше назначенного времени. И просидела допоздна.

Она уже собиралась уходить, когда Вова наконец появился. Сима смотрела, как он идет к ней, в белом костюме, с алой розой в руках, и слушала гулкие удары своего сердца.

Он протянул ей цветок, и Сима порывисто сжала толстый стебель, не замечая, как больно впиваются в ладонь острые шипы.

— Пойдем, — потянул ее за руку Вова.

— Куда?

— Сейчас увидишь.

Они вышли на дорогу к припаркованной у обочины сверкающей черным лаком «ауди».

— Ого-о! — подивилась Сима. — Шикарная машина!

Он галантно распахнул перед ней дверцу.

— И куда же мы поедем? — осведомилась она, усаживаясь на удобное сиденье.

— Скоро узнаешь, — продолжал интриговать ее Вова, плавно трогаясь с места.

Больше, пока они ехали, он не сказал ни слова, только изредка смотрел на нее. И Сима, не поворачивая головы, чувствовала эти обжигающие взгляды.

«Что происходит? — думала она. — Как получилось, что этот человек приобрел надо мной такую безграничную власть? В первый же день, в первую минуту… И чем он лучше Супонькина? Да ничем. Что он делает иначе? Ничего! Все то же самое. Тогда почему я теряю голову? От одного бегу, а другой сводит с ума… Эффект новизны? Нет, нет… Это просто наваждение какое-то…»

Он коснулся ее руки, и Сима подпрыгнула как ужаленная.

— Я, видно, совсем потерял от тебя голову, — озвучил Вова ее мысли, и Сима уставилась на него, будто внимая откровениям оракула. — Понимаешь, — продолжал он, — у меня нет своего жилья в этом городе. Я часто бываю здесь по служебным делам, но останавливаюсь всегда на ведомственной территории. Посторонних туда не пускают. А здесь у нас конспиративная квартира. Я не имею права приводить сюда чужих, но, вот ты видишь, впервые в жизни решился нарушить…

— Господи! — заволновалась Сима. — Не надо ничего нарушать! Давай уедем отсюда…

— Нет, — покачал он головой. — Я серьезно рискую — это правда. Но сейчас для меня главное — ты. Просто нам надо быть умными и осторожными. Никто не должен тебя видеть. В любой ситуации ты к этой квартире не имеешь никакого отношения.

— А какие могут быть ситуации? — растерялась Сима.

— Ну это я так, на всякий случай. Ничего не бойся. Эй, выше нос! Что делать, вот такая у меня работа… — развел он руками.

Они вышли из машины, «садами-огородами» прошли к нужному дому, и Вова первым скрылся в подъезде. Сима постояла в темноте двора еще несколько минут и, с величайшими предосторожностями прокравшись по лестнице, юркнула в приоткрытую дверь конспиративной квартиры.

Замок защелкнулся, и Сима сразу оказалась в тугом кольце его рук. Они начали раздевать друг друга еще в прихожей и, уже в недрах квартиры, упав на широкую постель, оказались абсолютно нагими.

— Родная моя, родная… — говорил он срывающимся хриплым шепотом, покрывая поцелуями все ее льнущее к нему тело. И потом тоже что-то все время говорил, но Сима не разбирала слов, упиваясь самим звучанием его голоса, и с умилением думала: «Да он болтун! Настоящий болтун…» Ей нравилось в нем все.

Они так и не заснули до самого утра. В воспоминаниях Симы эта ночь осталась зыбкой картинкой: темнота, размытая рассветом, нежные волны счастья, наплывающие одна на другую, и ажурное плетение слов.

— У человека, если, конечно, повезет, — философствовал Вова, — бывает только одна большая любовь и много влюбленностей. Они эту любовь никак не оскорбляют, но тоже очень важны, потому что придают жизни остроту, стимулируют, не позволяют закиснуть. И умная женщина это понимает и не устраивает трагедию, если муж немного расслабился на стороне. Как ты считаешь?

— Какой ты умный, — мурлыкала Сима, вполуха слушая его сентенции о многогранности любви и скользя губами по гладкой смуглой груди. — Какой красивый… — слегка прикусывала она его шею, — сильный…

— Ах ты, хитрая маленькая лисичка! — Он теснее прижал ее к себе. — Ну, говори, чего ты хочешь.

— О! Я многого хочу, — ворковала Сима. — Во-первых, я хочу, чтобы ты меня любил. Во-вторых, — загибала она его пальцы один за другим, поочередно целуя каждый из них, — чтобы холил и лелеял. В-третьих, скучал в разлуке. В-четвертых, я хочу, чтобы ты меня любил…

— Ты это уже говорила…

— Я помню…

— А чего же ты хочешь в-пятых?

— Чтобы ты рассказал мне о своем детстве. Наверное, ты был очень смешной маленький. Где живут твои родители?

— Во Владивостоке. Мы с тобой обязательно туда поедем. Сразу, как только я закончу здесь свою работу. Ты очень понравишься моей маме…

…Ранним утром Вова подвез ее к воротам санатория и уехал. Сима смотрела на исчезающую за углом «ауди» и чувствовала, как покидает ее разноцветная радость жизни, вытесняемая серой тоской одиночества.

Вожделенный вечер казался бесконечно далеким. Надо было как-то пережить этот день. «А еще лучше переспать», — усмехнулась Сима.

Но, едва переступив порог номера, она попала под прицел рентгеновских Наташиных глаз.

— Ну, удалось что-нибудь выяснить? — с места в карьер поинтересовалась та.

— Ты так спрашиваешь, как будто нет уже никаких сомнений в том, что он авантюрист! — возмутилась Сима.

— У меня лично их никогда и не было. А у тебя словно шоры на глаза надеты. Спишь с ним, а что о нем знаешь, кроме того, что он Вова и работает Штирлицем?

— Я знаю, что его родители живут во Владивостоке! — с вызовом сказала Сима. — И он, между прочим, хочет познакомить меня со своей мамой.

— Хорошо, что не в Гонолулу, — ядовито заметила Наталья.

— Ну при чем здесь Гонолулу?!

— А при том, что проехаться до Владивостока так же нереально. Да что с тобой говорить! — От досады Наталья пихнула кулаком подушку. — Хорошо! Допустим он весь такой засекреченный. А почему у него ногти грязные — ты сама сказала.

— Во-первых, я не говорила, что грязные. А во-вторых, если даже и так, то о чем это, по-твоему, свидетельствует? Что он маньяк, а под ногтями у него запекшаяся кровь невинно убиенных?

— Да ладно, ты не передергивай, — отмахнулась Наташа. — Хотя лично я бы не удивилась. Не бывает секретных агентов с рабочими руками.

— Ты-то откуда знаешь?!

— Оттуда, откуда и ты! — отрубила соседка. — Или он тот, за кого себя выдает, и тогда у него руки интеллигентного человека, или он Митя с пилорамы…