Оливия Дарнелл - У любви законов нет

Нехорошо, укорил себя Оливер, первый день работы на новом месте проводить в поисках удовольствий. Впрочем, удовольствиями пока и не пахло. Вряд ли его ожидает хотя бы приятная беседа с этой женщиной… не говоря уж о чашке кофе.

— Так вы хотите узнать подробности ограбления, — повторила Зоэ. Краска медленно возвращалась на ее щеки. — Понятно…

Она даже улыбнулась, правда только уголками губ. Все равно это красило ее куда больше, чем тревожное выражение лица.

— Извините, Бога ради, — наконец сказала Зоэ. — Может быть, выпьете чашку кофе? Так будет приятнее разговаривать…

Вот она, врожденная вежливость, которую Оливер сегодня уже видел в этой женщине, и в куда более неподходящих условиях. Зоэ продолжала удивлять его: дом ее не выглядел богатым, между тем она держалась как аристократка, а описание похищенных драгоценностей просто поражало.

— Звучит заманчиво, — сказал Оливер. — Если вас не затруднит, конечно.

— Что вы, я как раз собиралась перекусить. Пойдемте в кухню, я сварю отличный кофе… Или предпочитаете гостиную?

— Да нет, что вы. Я ничего не имею против кухни. У нас же не торжественный прием, а деловой разговор.

Зоэ благодарно улыбнулась и пошла в кухню, сделав ему знак следовать за ней. Когда она повернулась спиной, Оливер не мог не обратить внимания на ее бедра. Они так красиво покачивались, пока молодая женщина шла впереди него…

Оливер заставил себя отвести глаза. Офицер полиции, а ведет себя как озабоченный подросток! Сначала пялится на ее губы, теперь… Нет, нужно держать себя в руках. Впрочем, раньше Оливер считал, что отлично умеет это делать. Так что же случилось сейчас?..

Фу-у, облегченно подумала Зоэ, ставя на огонь кофеварку. Значит, дело в ограблении. Новый начальник полиции заинтересовался пропажей ее фамильных драгоценностей, что вполне естественно, учитывая характер кражи. Если его интересуют подробности, ей не придется лгать. Только бы каким-нибудь образом разговор не перешел на злополучный телефонный звонок…

Она разлила ароматный напиток по маленьким чашкам и поставила на стол фарфоровую вазочку с печеньем. Потом сахарницу и молочник. Обычно Зоэ было все равно, из какой посуды есть и пить, но сегодня она почувствовала некоторую неловкость, что молочник из другого сервиза, довольно дешевый и не гармонирует с чашками. Нужно будет подыскать в антикварной лавке подходящий, подумала Зоэ. Мало ли кто может зайти в гости…

Кухня — да и весь домик — внезапно показалась ей слишком маленькой и плохо обставленной. Что сказала бы ее бабушка, если бы узнала, как небрежно она ведет хозяйство, из какой скверной посуды угощает гостей? Впрочем, гость, если и заметил несоответствие, не подал виду, как и надлежит вежливому человеку.

Оливер тем временем вытащил из папки лист бумаги. Украденные драгоценности — отличный предмет для начала беседы.

— Я вижу, у вас пропало много по-настоящему ценных вещей.

Зоэ положила в свою чашку кусочек сахару.

— Признаться, я толком не знаю, что сколько стоит по нынешним меркам, месье Сайленс. Для меня они значат много больше, чем деньги. Это фамильные украшения.

— Называйте меня просто Оливер. Так будет удобнее.

— Как скажете.

— Расскажите поподробнее об этих украшениях. Вы происходите из аристократической семьи?

Почему-то он в этом не сомневался. И не удивился, когда Зоэ наклонила светловолосую голову.

— Да, я происхожу из знатной семьи. Может быть, вы слышали, что во время революции из России во Францию бежали многие дворяне из древних семей? Мои дед и бабушка были среди них. Род баронов Корфов был некогда очень знаменит. Их предки были выходцами их Германии, но так давно осели в России, что мои дед с бабушкой считали себя русскими. Их сыну, моему отцу, на момент эмиграции было всего десять лет… Он был не слишком привязан к России, родина для него ассоциировалась в первую очередь со страхом и лишениями. Он быстро прижился во Франции и женился на француженке, моей матери. А вот бабушка и дедушка ужасно скучали по родине. Им мало что удалось вывезти из прежних богатств, основные сокровища они хранили в своей памяти. Так получилось, что они пережили сына и его жену, поэтому забота обо мне с сестрой легла на их плечи. Они так много рассказывали нам об истории нашего рода, о русской истории, что мы привыкли считать себя связанными с Россией всей душой, хотя ни я, ни сестра там никогда не были…

Зоэ так тепло говорила о своей семье, что Оливер невольно заслушался. Всегда интересно слушать человека, по-настоящему увлеченного, а в том, что Зоэ увлечена предметом рассказа, не было никаких сомнений.

— Имя у меня редкое, потому что бабушка упросила отца назвать меня в честь своей матери, — продолжала молодая женщина. — Они очень много занимались нами, особенно бабушка: учила музыке, языкам… Французский для нее стал вторым родным языком, но и первого она не забыла. Я в отличие от сестры хорошо говорю по-русски, читала много русской классики. Теперь, когда дедушки и бабушки уже нет в живых, фамильные драгоценности Корфов — это последнее, что осталось у меня от предков. Своего рода связующая нить с прошлым… да и та, возможно, оборвалась навсегда, — печально закончила Зоэ.

— Мы непременно все отыщем, — пылко пообещал Оливер. В свете всего сказанного ее потеря оборачивалась утратой не просто ценных вещей, но чего-то куда большего.

Зоэ провела рукой по щеке, будто смахивая слезу.

— Простите. Что-то я излишне расчувствовалась и наболтала чепухи, которая вовсе не поможет вам в работе. Давайте лучше поговорим об украденных вещах. По-моему, я все указала… даже альбом.

— Альбом? — спросил Оливер, просматривая список. — Он имеет какую-то ценность?

— В том-то и дело, что только для меня. Как говорится, «сентиментальная ценность». Это альбом со старыми фотографиями, многие из которых вывезены еще из России. Большинство снимков старинные, очень хрупкие… Альбом мог показаться грабителю антикварным и дорогим — он был красивый, с золотым тиснением… Боюсь, если он обнаружит, что это всего лишь ненужные ему фотографии, то может с досады испортить их. Зачем вору вещь, которую он не сможет продать? Это ведь только лишняя улика.

Оливер подивился проницательности женщины. Впрочем, Зоэ собственная догадливость не порадовала: мрачное предположение еще больше расстроило ее, она едва не плакала. Нужно было срочно ее отвлечь. Обычная мысль для полицейского, который хочет от потерпевшей не истерики, а внятных показаний, но здесь примешивалось еще что-то. Оливеру почему-то не хотелось видеть Зоэ расстроенной.

— Отличное печенье, — попытался он перевести разговор на нейтральную тему. — Вы сами его пекли?