Ольга Дрёмова - Дар божий. Соперницы

Но всё же дела шли на поправку. Послушавшись совета мудрого доктора, Виолетта пулей слетала в аптеку, закупив всё, что было указано в списке. Расчертив лист на дни и часы, она вписала в каждую клетку лекарство, которое полагалось принять по плану. Таблеток и микстур было столько, что по временам Маришке казалось, будто она может не есть вовсе, ей будет вполне достаточно того, что она уже проглотила по указанию доктора.

Может быть, таблетки, может быть, крепкий организм, но скорее и то и другое повлияли на процесс выздоровления в равной степени благотворно. Не прошло и двух суток с тех пор, как Маришка лежала в бессознательном состоянии, как температура спала, почти придя в норму. Кашель бил так же сильно, но это происходило теперь значительно реже, только коленки всё так же дрожали от слабости, да на висках после очередного приступа выступали капли ледяного пота.

Наверное, она поправлялась бы быстрее, но одна и та же мысль не давала ей покоя, отбирая последние силы: мобильник молчал, от Льва не было никаких известий, словно он поехал не в цивилизованную страну, а на территорию дикарей, не исследованную до его приезда ни одним человеком.

То, что Лев мог не звонить ей несколько суток кряду, Маришке не приходило даже на ум: такого просто не могло быть. Если бы с ним что-нибудь случилось, то ведь человек не иголка, уже сто раз позвонили бы — или из гостиницы, или из посольства, хоть откуда-то, но известия должны были прийти. Подумав, что сотовый мог просто поломаться, Маришка позвонила оператору телефонной сети, но тот ответил, что такой справки дать не может.

Автоматический женский голос, записанный на плёнку, раз за разом отвечал, что абонент недоступен и на двух языках упрашивал позвонить позже. Тонкий внутренний голосок шептал, что даже если мобильник по каким-то причинам вышел из строя, то Лев мог бы перезвонить и не с него, а, например, из своего номера, но она гнала эти мысли прочь, предпочитая находиться в неведении. Действительно, измучив себя подозрениями, она ничего не изменит, а только добьётся того, что разболеется снова. Нужно подождать всего два дня, это, в конце-то концов, не так уж и много. Через два дня Лев вернётся в Москву, и — она была просто в этом убеждена — всё разъяснится простым и понятным образом.

Маришка встала с постели и снова поплелась на кухню ставить чайник. Хватит трепать нервы попусту, Лев приедет, да ещё и ругаться начнёт, что она не послушалась его, полезла окна мыть в такую холодищу, а теперь болеет. Да, ругаться он будет, это уж точно; вот доктор сказал, что последствия пневмонии на месяц затянутся, а то, может, и дольше. Наделала она дел, пока Лев в Канаде работал!

Чайник тоненько загудел, интеллигентно напоминая о своём существовании забывшей про него хозяйке.

— Слышу, слышу, не бурчи! — проговорила она. — Ну, замечталась немножко, дел-то куча! Сейчас погашу.

Выключив чайник, она заварила крутым кипятком пакетик чая с бергамотом и, с удовольствием вдыхая знакомый аромат, слабо улыбнулась. После того как кризис миновал, она обнаружила, что все звуки и запахи, к которым она давно привыкла, стали вдруг более сильными, цвета — яркими и сочными. Многое из того, чего она раньше не замечала, считая повседневным, будто само собой разумеющимся, представилось ей в совсем ином виде, даже воздух, проникавший в квартиру из приоткрытой форточки, был густым, тягучим, наполненным чем-то привычным и одновременно незнакомым.

Взглянув на плоды своего труда, она осталась довольна: стёкла окошек были настолько прозрачными, что создавалась иллюзия того, что их нет вовсе, будто сразу за рамой начинается улица. Поискав глазами пострелят и не найдя их, она уже собиралась отойти от окна, как вдруг совершенно случайно обнаружила их в кустах соседнего палисадника.

Две вихрастые макушки находились где-то на уровне земли, головы Юльки заметно не было, видимо, она пригнулась ещё ниже. Судя по всему, все трое залегли в кустах. Сначала Маришка не поняла цели подобной конспирации, но потом, заметив лежавший неподалёку на асфальте знакомый дешёвенький кошелёк, оценила уровень подготовки молодого поколения по достоинству.

Старый, никому не нужный коричневый дерматиновый кошелёчек на сломанной кнопочке валялся в их доме сто лет, а может, и все двести, по крайней мере она помнила его ещё с того времени, когда сама была не старше детей. Мягкий, с одним отделением, он вечно попадался под руку, когда искали в секретере что-нибудь важное; он всегда мешал этим поискам, перевешиваясь металлической кнопочкой книзу и падая на пол по нескольку раз кряду. Однажды разозлившись, Маришка решила его выкинуть за ненадобностью, но тут голос в защиту столь ценной вещи подал Гришка, испросив помилование для дорогого сердцу предмета и забрав его в личную пожизненную собственность.

Кошелёк долго валялся в коробке с игрушками. Так и не найдя ему применения, Гришка почти забыл о его существовании, но теперь, видимо, наступил звёздный час этой вещи. Привязанный на тонкую леску, кошелёк сиротливо лежал на тротуаре, ожидая первого проходящего простака. Суть игры была немудрёной: дождавшись, пока человек наклонится за ценной находкой, нужно было слегка потянуть кошелёчек на себя, ничем не выдавая своего присутствия в кустах. После повторного наклона можно было дёрнуть ещё разочек, а уж потом, не дожидаясь нахлобучки, следовало быстро сматывать леску и рвать из кустов что есть силы в сторону, противоположную той, куда намеревался идти наивный простачок, получивший на сегодняшний день достаточную порцию эффекта обманутого ожидания.

Проделывали этот трюк друзья не первый раз. Самое интересное было даже не в том, что человек наклонялся, наивно предполагая, что все улицы Москвы усеяны ничейными потерянными кошельками, хранящими в своих недрах несметные сокровища Али-Бабы. Тихо прыская в кулачки, ребята ожидали второго акта этого представления, по их мнению, более интересного, захватывающего, а потому заслуживающего уважения.

Потеха начиналась тогда, когда разгневанный прохожий, в полной мере оценивший надувательство ребятни, делал шаг к кустам, намереваясь схватить обидчиков голыми руками. Вот тут-то резкий выброс адреналина в кровь заставлял друзей визжать и изо всех силёнок рвать когти подальше от того места, где было совершено противозаконное деяние. В ушах звенело, сердце билось как ненормальное, а пьянящая волна восторга, разрывающая грудную клетку на две половинки, подхватывала на свои крылья и заставляла бежать быстро, не разбирая дороги, царапая руки и щёки о ветки кустов и деревьев. Чувство сладкой жути было настолько захватывающе-великолепным, что отказаться от удовольствия испытать его снова не было никаких сил.