Джейсон Томас - От кутюр

— Ваша начальница выставит ваш журнал на посмешище, — обратился Берт к Джейн. — Уже довольно много хороших журналов отказались утверждать, что «Париж — это единственное место». Очень скоро читатели начнут смеяться над «Высокой модой» из-за ее снобистского подхода к моде. Все это было хорошо в пятидесятых, но сейчас вкусы изменились.

Джейн Колдуэлл всегда была лояльна по отношению к журналу. Но она была согласна с каждым словом Берта. Она понимала, что если деловой журнал станет высмеивать специальный французский показ, а «Высокая мода» будет превозносить те же самые нелепые модели, то в дураках останется «Мода», особенно если читатели прочтут оба журнала. Но она не стала открыто критиковать свою начальницу. Она сделала все, что могла, чтобы убедить Сильвию подготовить запасные материалы, если французский показ окажется провалом. Но ее начальница решила по-другому. Джейн оставалось только как можно лучше выполнить свою работу.

Джейн Колдуэлл произвела на Марселлу впечатление. Она понимала, что Джейн ненавидит концепцию специального выпуска, который займет тридцать две страницы, но была слишком преданной или слишком деловитой, чтобы критиковать начальство.

Полет на «Конкорде» был настолько быстрым, что времени на разговоры на отвлеченные темы, как это бывает в обычных полетах, просто не осталось.

Французы, будучи непредсказуемыми снобами, уделили особое внимание таможенной проверке багажа прилетевших на «Конкорде». Но даже при всем их внимании Джейн пришлось лично выяснять, прибыло ли во Францию оборудование фотографов, которое отправили за несколько дней до показа и которое должно было ждать в аэропорту. Французы любили отсылать багаж с американским обратным адресом в Марокко.

Марселла вдруг обнаружила, что идет по коридорам аэропорта вместе с Бертом Рэнсом.

— Ты остановилась в «Георге V»? — спросил Берт. Марселла кивнула. — Надеюсь, «Голден лимитед» платит, а не использует одну из трех свободных комнат.

И снова Марселла кивнула.

Ее журналистская целеустремленность поразила Берта. Четыре тысячи за авиабилет, еще две с половиной сотни в день за номер в одном из самых дорогих отелей мира. Французское правительство и индустрия моды готовы были оплатить эти счета.

Он прикинул, что поездка Марселлы Тодд в Париж обошлась в двенадцать тысяч долларов плюс фотографы… И Марти Голден тоже едет. Один Бог знает, во что обходится эта женщина. Сол Голден был великим бизнесменом, но там, где дело касалось этих двух женщин, он забывал о бизнесе и дарил им мир.

За тысячи миль от Парижа, за океаном, серебристый «мерседес» скользил по раскаленной дороге, ведущей с Ки-Бискейна до Майами.

Ричард Баркли физически чувствовал, как безжалостное солнце юга Флориды начинает расправляться с его бледной кожей жителя Нью-Йорка. Но он сам решил, когда прибыл в Майами, что хочет взять напрокат открытый автомобиль. Ему впервые в жизни захотелось почувствовать себя свободным и молодым. И готовым жить.

Баркли был рад сбежать из Нью-Йорка и от «Высокой моды», а особенно от Сильвии Хэррингтон. По правде говоря, он бы выбрал другое местечко с теплой погодой, не Майами. Палм-Бич, возможно. А скорее всего Бермуды или какой-нибудь другой уединенный остров.

Но в настоящее время на земле не было другого такого места, куда Баркли так хотел попасть, чем этот приходящий в упадок, но все еще волнующий город, в котором было гораздо больше от Южной Америки, чем от США.

Самолет из Рио должен прибыть в три часа дня. Баркли подумал об этом, чувствуя себя счастливым. Был еще только полдень, но он решил поехать в аэропорт пораньше.

Он чувствовал и действовал, как возбужденный подросток, потому что впервые в жизни Ричард Баркли наслаждался жизнью и любил. И объект его любви должен в три часа дня прилететь из Рио.

Вот почему он на неделю позаимствовал у друга дом с бассейном на Ки-Бискейне. Можно было воспользоваться какой-нибудь роскошной квартирой на Коллинз, но Баркли выбрал тишину и покой Ки-Бискейна.

Дом был удивительный. Розовый, в испанском стиле, с крытыми переходами, фонтанами, бассейном на территории, теннисными кортами и тысячей футов океанского пляжа. Если бы этот дом выставили на продажу, он потянул бы на двадцать миллионов, но пока жива капиталистическая система, его никогда не выставят на продажу. Баркли отпустил всех слуг, кроме одного из десятерых, на всю неделю. Оставшийся, Рауль, все понимает и держит язык за зубами.

Машина свернула на стоянку у Международного аэропорта Майами. Осмотрев себя в зеркальце заднего обзора, Баркли увидел, что влажность свела на нет все его усилия — а он провел целый час с феном в попытке придать своим волосам достойный вид. Теперь они казались сырыми и прилизанными. В остальном он выглядел неплохо. За последние три недели скинул пятнадцать фунтов и каждый день ходил в клуб здоровья. Его белая рубашка и слаксы с тремя складочками говорили сами за себя даже при отсутствии загара, но…

Проклятие! Надо было посетить несколько сеансов загара в гимнастическом зале.

Прохлада внутри здания аэропорта дала почувствовать выступившую на лбу Баркли испарину. «Хорошо, — подумал он, — еще достаточно времени, чтобы высох пот, я хочу выглядеть спокойным и… молодым, когда прилетит самолет».

Впереди было два часа ожидания.

Он прошелся вдоль ряда киосков, останавливаясь у каждой витрины с прессой. Разумеется, «Высокая мода» красовалась на каждой стойке.

«Как я ненавижу этот журнал», — подумал Баркли, глядя на сияющую обложку и очередную красивую женщину, которая улыбалась с высококачественной глянцевой бумаги.

Чем большим успехом пользовалась «Высокая мода», тем больше Ричард Баркли ощущал себя загнанным в ловушку этого успеха. У него были деньги, положение и некоторая власть, но он также был подвержен вечным унижениям со стороны Сильвии Хэррингтон. Та не уставала напоминать ему, что «Высокая мода» и Ричард Баркли были бы ничем, если бы она не спасла их обоих, она называла его «Дики, милый», словно он был ни на что не способным глупым толстым мальчиком.

Желая выбросить из головы Сильвию Хэррингтон, Баркли вернулся к своим фантазиям о том, что будет происходить в предстоящую неделю.

Майами был совершенно другим миром. Английский язык был в аэропорту, похоже, не главным. И Баркли было легко затеряться здесь и принять новое обличье. Он собирался стать уверенным, привлекательным и любимым мужчиной, каким он всегда хотел быть. Больше никаких страхов. Никакой уязвимости. Он глубоко вздохнул и посмотрел на табло прибытия самолетов.

— Боже! — произнес он вслух.

Самолет прибыл почти на час раньше. Пассажиры уже, должно быть, проходили таможню. Он поспешил в секцию для встречающих и стал проталкиваться через собравшуюся там толпу. Сотни людей шли мимо него. Некоторых встречали группы радостно кричащих родственников, другие шли в одиночестве.