Даниэла Стил - Все могло быть иначе

Андреа сверлила его взглядом.

— Я не спала тогда вечером, когда вы были у нас дома.

Глупо продолжать разговор, ходя вокруг да около правды, но легче, чем говорить правду.

— И как много ты слышала?

— Все.

Слово прозвучало, как выстрел.

— Не могла бы ты рассказать поподробнее.

— Я знаю, что вы — мой родной отец, — и глядя ему в глаза добавила: — Достаточно ли это подробно?

Дэвид прошел к креслу и тяжело сел. Ему стоило больших усилий оставаться внешне спокойным, но сердце его забилось так часто, что казалось вот-вот выскочит из груди.

— Разговаривала ли ты с мамой об этом?

Андреа подтвердила кивком головы.

Боже, как же они, все трос, были неосторожны. Вот, черт возьми, что прикажете теперь делать?

— Говорила ли ты с кем-нибудь еще?

Андреа опять кивнула.

Задумавшись, Дэвид встал и начал вышагивать по узкому проходу между креслом и дверью.

— Я думаю надо позвать сюда твою маму. Она единственная, кто сможет ответить на все твои вопросы.

— Зачем? Она наговорит мне еще больше неправды, которой меня кормят вот уже пятнадцать лет. Теперь я в ней не нуждаюсь.

— Она объяснит тебе все, что тебя интересует.

— Я пришла сюда не за объяснениями, — сказала девушка с хитринкой в голосе. — Я хочу знать, каков есть мой отец. Это не будет таким уж сложным делом, не так ли?

В этот момент Дэвид согласился бы вычерпать океан чайной ложкой, если бы Андреа попросила об этом. Он вновь сел в кресло. Завтра наступит довольно скоро, тогда можно будет разобраться с открытым ящиком Пандоры. Сейчас он должен сделать все от него зависящее, чтобы успокоить вопрошающую душу невинной молодой девушки, внутренний мир которой, по-видимому, сорвался со своей оси.

— Что именно ты хотела узнать обо мне?

Андреа заколебалась, как будто была застигнута врасплох его капитуляцией, и не знала с чего начать.

— Когда у вас день рождения? — наконец спросила она.

Никакой другой вопрос не мог бы подсказать Дэвиду, что девушка убеждена — все подслушанное вчера является правдой. На ее месте он стал бы выспрашивать какие-то даты и детали, какие-то доказательства, что он действительно является ее отцом.

— За три дня до Рождества.

Андреа немного помолчала.

— Моя подруга Фейз родилась в канун Рождества, и я всегда считала, что родиться в декабре не совсем хорошо.

Их разговор принимал своеобразный характер. Не будут ли сейчас высказаны обвинения и колкости, направленные против Дэвида?

— Тогда я выберу другой день, — сказал Дэвид, — и он будет праздничным… Это будет — четвертое июля.

Появилась робкая улыбка и исчезла.

— Я тоже хотела бы. Мне очень нравятся фейерверки.

Андреа расстегнула курточку, но не сняла ее.

— Вам всегда хотелось быть писателем?

Складывалось впечатление, что свои вопросы она достает из черного мешка.

— Не всегда. До шестого класса я хотел стать пожарником.

— Моя мама любила рисовать, — сказала Андреа, перейдя к другому сюжету разговора, — но похоже, у нее не очень хорошо получалось. Все ее картины и принадлежности для рисования спрятаны где-то в доме в шкафах.

Этим переходом девушка похоже хотела смягчить свои переживания.

Дэвид казался для Андреа неизвестной вселенной, человеком, которому она должна была понравиться, чтобы он ее полюбил. Итен оказался лишним. Он теперь не отец ей…

— Я помню, — сказал Дэвид.

— Думаю, что мое желание стать актрисой не очень странно. Мама ведь хотела стать художницей, а вы стали писателем.

— Уверен, что ты унаследовала прекрасные способности твоей мамы. Она талантлива от природы.

Андреа окинула Дэвида долгим и жестким взглядом.

— Почему вы это делаете?

— Что?

— Принижаете себя. Когда кто-нибудь отзывается с похвалой о ваших книгах, вы делаете вид, что не понимаете о чем речь.

Интересно, Андреа заметила это сама, или где-то подслушала?

— Я считаю, мне лучше иметь дело с критикой, нежели с комплиментами, — сказал он.

— Это почти то же самое, когда вам говорят «спасибо», а вы не слышите, что вас благодарят… Но это только мое, может быть, неверное, впечатление, — добавила Андреа, испугавшись, что зашла слишком далеко. — Это не потому, что вы апатичны или не внимательны, или еще что-то. Я думаю, что большинство людей это замечает.

Не зная, как еще подбодрить девушку, Дэвид сказал:

— Впредь буду стараться не производить такого впечатления.

Прошло несколько мучительных секунд прежде, чем Андреа снова заговорила.

— Сегодня я читала о Лондоне в энциклопедии — этот город такой же большой, как Нью-Йорк. Я не смогла бы жить где бы то ни было, когда рядом с тобой еще семнадцать миллионов человек.

— К этому быстро привыкаешь. После жизни в Нью-Йорке я легко освоился в Лондоне. При желании, к интенсивности жизни в большом городе легко приспособиться. Но я не живу все время в Лондоне, у меня есть еще загородный дом.

— У родителей многих моих друзей за городом есть небольшие домики, но я не знаю ни одного, у кого дом был бы большой. Я имею в виду по-настоящему большой комфортабельный загородный дом.

— Вот как?

— А как в отношении вашего дома? Он большой или не очень?

— Он очень удобный.

Андреа заколебалась, думая задавать ли ей следующий вопрос.

— Вы… — она остановилась, откашлялась. — Вы любите мою маму?

— Да, — просто ответил Дэвид.

Сказать, что он очень любит Кэрли, означало бы увеличить смущение ее дочери.

— Тогда почему?.. — Андреа заставила себя остановиться. — Впрочем неважно, — продолжила она. — Это не имеет особого значения.

Дэвид чувствовал себя рыбой, вытащенной из воды. Он не знал, что сказать или сделать, чтобы уменьшить переживания девушки. Сказать, что он не ее отец, значит полностью разрушить ее веру и доверие к людям, которых она любит. Отобрать у нее Итена? Это невозможно не дав кого-нибудь взамен. Она старалась поверить, что человек, давший ей жизнь, несмотря на то, что покинул их с матерью, — добрый, любящий и внимательный.

— Извини меня, — сказал Дэвид.

— Я давно заметила, что происходит что-то странное… Папа не любит меня.

— Это неправда, — сказал Дэвид.

Он надеялся, что его слова прозвучат более убедительно для девушки, чем для него самого.

— Мне кажется, что он тебя очень любит. У нас был сегодня длинный разговор о тебе. Из него я понял, что Итен очень опасается, как бы я не приехал однажды и не забрал тебя у него.

— Правда?!

— Да.

— А что же заставляет его думать, что вы поступите именно так?

— Потому, что он думает — только настоящий отец должен воспитывать своих детей.

— А как вы воспринимаете меня?

Дэвид попал в западню собственного изготовления.

— Так же, как сейчас, если бы даже знал о твоем существовании раньше, — ответил он, стараясь добавлять как можно меньше лжи к уже сказанной. — Тебе, наверное, не успели сказать, но я узнал о тебе в то же самое время, когда ты узнала обо мне.