Энцо Бьяджи - Причуды любви

Потом все, что связывало нас, разом оборвалось. Единственной нашей «соучастницей» оставалась нянька. Василий был занят своими любовными делами, а старший брат Яков, всегда опекавший Светлану, воевал на фронте. Сталин же следовал мыслями за мучительным отступлением Красной Армии, ему было не до переживаний его девочки. Я и сам не чувствовал себя принцем из сказки, но понимал, что очень нужен Свете. Мы решили не встречаться, пошли на поводу у тех, кто ее запугивал, но долго не выдержали. Уж не помню, кто сделал первый шаг. Теперь мне кажется, что наша любовь длилась целую вечность, но ее первая глава закончилась очень быстро. Двадцать восьмого февраля сорок третьего года, в день ее семнадцатилетия, мы решили расстаться навсегда. Последнее свидание произошло в квартире Василия, у Курского вокзала. Ничего «преступного» мы не совершили, только целовались — на прощанье. Через два дня я должен был уехать в Ташкент — работать в театре. Светлана приехала не одна, а с милицейским чином. Он, правда, повел себя благородно: оставил нас одних. Мы долго о чем-то говорили и целовались, не понимая, чем рискуем. Естественно, нам и в голову не приходило, что всю эту прочувствованную сцену засняли на пленку сотрудники НКВД.

2 марта Каплер садится в машину и едет по делам в Комитет кинематографии. На выходе оттуда его перехватывает незнакомый человек, предъявляет удостоверение, сажает в свою машину.

— Куда мы едем? — спрашивает Каплер.

— На Лубянку.

— А в чем конкретно меня обвиняют? У вас есть ордер на арест?

Ответа он не получает. За ними следует черный «паккард», в котором восседает сам генерал Власик. Они въезжают во двор, вылезают из машины. Одного генерала Власика властям, видимо, показалось недостаточно: при всем присутствовал еще заместитель наркома внутренних дел Богдан Кабулов. Никаких мотивов ареста Каплеру приведено не было: никто не упомянул ни имени Светланы, ни Сталина, ни одного намека на связи с иностранцами и уж тем более — на шпионаж в пользу Англии. Сообщили только, что он арестован на основании статьи 58 уголовного кодекса за антисоветские, контрреволюционные высказывания.

Не было никакого процесса, а значит, не понадобился и адвокат. За подобные преступления в то время давали десять лет, но Каплеру на первых порах милостиво отмерили всего пять.

Возможности известить друзей и жену, Таисию Златогорову, он, разумеется, не получил (более того — посадили и его близкого друга, режиссера-документалиста Михаила Слуцкого). Тут же, в кабинете, составили список всех его личных вещей, заставили Каплера проверить, нет ли ошибки, и расписаться; затем вещи отобрали: бюрократические формальности всегда соблюдались строго.

Все произошло устрашающе молниеносно: тогда так было принято.

Антонина Николаевна, вдова Исаака Бабеля, рассказывала мне, как сгинул автор «Конармии»:

— Они пришли пятнадцатого мая тридцать девятого года в пять часов утра, но Исаака Эммануиловича не застали: он был на даче в Переделкино. Меня разбудили и велели ехать с ними, на улице нас уже ждала машина с невыключенным мотором. «Нам нужны сведения об одном его знакомом», — сказали они. Нашей дочке Лидии было всего два года. Исаак Эммануилович работал над сценарием фильма, но чувствовал себя неспокойно. После ареста Мейерхольда и Кольцова он понял, что теперь очередь за ним.

Мы приехали в Переделкино. Муж сел в машину рядом со мной и сказал: «Позаботься о Лидии, нельзя бросить ее на произвол судьбы».

У нас в доме все перевернули вверх дном, унесли с собой даже письма, которые Исаак писал мне из Парижа. Это была переписка мужчины и женщины, любовная. Но мне эти письма так и не вернули. Я проводила его до самой Лубянки. На прощанье он обнял меня и сказал: «Еще свидимся».

Я посылала ему в тюрьму передачи: деньги, кое-какую одежду, белье, надушенные носовые платки. Шесть месяцев спустя мне сказали, чтобы в тюрьму я больше не ходила: Бабель осужден по пятьдесят восьмой статье. И все, никаких известий вплоть до двадцать третьего декабря пятьдесят четвертого года, когда мне пришло письмо: «В связи с появлением новых фактов дело Бабеля, Исаака Эммануиловича, пересмотрено восьмого декабря тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года и прекращено за отсутствием состава преступления». И подпись: председатель военного трибунала генерал Чепров.

Но вернемся к Алексею Каплеру. Он со дня на день ждал высылки, но его продержали на Лубянке целый год. Тогда в России ходила перефразированная поговорка: «Все дороги ведут на площадь Дзержинского».

Одиннадцать лет спустя, прогуливаясь в Сокольниках, он услышал от Светланы о том, что произошло с нею на следующий день после его ареста — 3 марта 1943 года. Сцена была почти в стиле «Травиаты»: «Ах, где тебе понять страданья старого отца!» Так вот, между отцом и дочерью состоялся следующий диалог.

Сталин. Где, где это все? Где все эти письма твоего писателя?.. Мне все известно! Все твои телефонные разговоры — вот они, здесь! Ну, давай сюда! Твой Каплер — английский шпион, он арестован!

Светлана. А я люблю его!

Сталин. Любишь!..

За этим восклицанием последовали грубая брань и две пощечины. До сих пор Сталин обращался подобным образом только с Василием, когда на него жаловались учителя, но тут, видно, уже не мог сдерживаться.

— Идет такая война, а она занята…! — бушевал он. — Ты бы посмотрела на себя — кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!

Потрясенная Светлана отдала вещественные доказательства своего «преступления», и отец у нее на глазах порвал письма и фотографии.

Сталин тогда и впрямь находился в крайне взвинченном состоянии. Неудачи на фронте, он несет на себе бремя ответственности, а его все кругом предают — и соратники (Симонов пишет: «Примерно в те дни к нему пришел Мехлис, заместитель наркома обороны, с докладом о провале наступления на Керчь; так Сталин его даже не дослушал — выгнал вон с криком: «Будьте вы все прокляты!»»), и домашние.

Что и говорить, он был настоящий Чингисхан, прочитавший «Капитал» (выражение Ленина), но в тот раз его гнев был в какой-то мере оправдан. За один день Светлана лишилась и возлюбленного, и отца.

Спустя год заключенного Каплера вызвал следователь и объявил, что его высылают в Воркуту. В тюремном дворе уже ждет «черный ворон», который вместе с ним увозит уклонистов, бывших меньшевиков и прочих невинных жертв политического террора, доносов, всеобщей подозрительности, отличающих всю систему, проводником которой был Лаврентий Берия. Троцкизм, терроризм, тюрьма, тяжелый труд — сплошные «Т» в судебной лексике.

Каплеру, однако, относительно повезло. В Воркуте его знают и специальным распоряжением откомандировывают в труппу местного театра, наполовину состоящую из заключенных.