Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 1

Когда в этот вечер я принимала ванну перед ужином, я ясно поняла, что решать надо две отдельные проблемы. Первая состоит в том, что мой темперамент и мой скудный опыт мешают мне проявить инициативу в завязывании любовной связи, а вторая, что не существует мужчины, которого бы я хотела. Я решила заняться последней проблемой в первую очередь и сделать решительную попытку представить себе, каким должен быть этот мужчина. Очевидно, он должен принадлежать к моему социальному кругу; было бы смешно приложить столько усилий и обольстить слугу, почтальона или продавца из Мэйси [10] Сеть универмагов в Нью-Йорке. . Очевидно также, что это должен быть человек женатый, но те мужчины, с которыми я знакома, это мужья моих подруг, не могу же я завести роман с кем-то из них. В действительности у меня нет близких подруг, моя застенчивость всегда мешала мне завязать дружеские отношения, но есть несколько женщин, которым я симпатизирую. Оставались только мужья мимолетных знакомых, а идея искать кандидата среди посторонних казалась немыслимой.

Я добавила в ванну горячей воды и задумалась, но постепенно, по мере того как я взвесила все за и против, положение прояснилось. Я спросила себя, почему новое знакомство пугает меня, ведь большинство женщин предпочитают иметь любовника, не связанного с их повседневной жизнью, и я поняла, что боюсь сплетен о Корнелиусе. Если вы не были жертвой газетных сплетен, вы не можете представить себе, к чему может прибегнуть жертва, лишь бы избавиться от внимания журналистов, а с тех времен, когда я оставила Ральфа и ушла к Корнелиусу, я стала высоко ценить честь семьи, которая при любых обстоятельствах не должна пострадать. Газетные репортеры зорко наблюдали за нами, так как мы были очень богаты, еще довольно молоды и были родителями одной из самых красивых наследниц Америки, и, хотя наша тихая семейная жизнь давала минимум пищи для репортеров, я всегда осознавала, что эти стервятники готовы наброситься, стоит лишь сделать неверный шаг. Побег Вики с тем юнцом стал в два раза более неприятным после того, как эта новость была грубо разукрашена всеми бульварными газетами.

Итак, поскольку мое общественное положение отличается от положения большинства женщин, мой выбор должен также быть иным. На самом деле у меня нет выбора, и я могу рассматривать всего один вариант. Я должна найти мужчину, который будет не только хранить молчание обо мне среди друзей, но и как-то противиться разговорам в мужской комнате «Клуба никкербокеров»: «Послушайте, у Корнелиуса Ван Зейла наверняка есть проблемы!» Образ моего любовника, наконец, попал в фокус. Он должен быть не просто другом Корнелиуса, а союзником, который будет всегда лояльным к нему, а в Нью-Йорке существуют только три человека, которым Корнелиус доверяет абсолютно. Сэм — неподходящий кандидат. Кевин не сможет помочь мне.

Остается лишь Джейк Рейшман.

Я выбралась из ванны, завернулась в самое большое полотенце, которое нашла, но позднее, сидя за туалетным столиком, когда горничная расчесывала мне волосы, я снова подумала о Джейке. Его преимущество заключалось в том, что я чувствовала, что могу абсолютно доверять ему, как доверяю Корнелиусу. Он светский человек, женат пятнадцать лет и известен как примерный семьянин. Очевидно, такой человек не только с ужасом относится к сплетням, но и умеет с максимальным вкусом и здравым смыслом вести подобные дела.

Разумеется, он еврей, но я не хотела думать об этом.

Я думала об этом. На минуту мое воспитание на восточном побережье среди американской аристократии одержало верх, но затем я вспомнила, куда привел Германию антисемитизм, и мне стало стыдно. Если отбросить унизительные предрассудки, привитые мне в детстве, остается признать, что Джейк — один из немногих мужчин, кого я, может быть, смогу считать физически привлекательным.

Следующим препятствием, о котором я думала, когда отпустила свою горничную и искала ожерелье в шкатулках для драгоценностей, было отсутствие возможности поговорить с ним наедине. Когда бы я его ни видела, он был обычно со своей женой, очень печальной женщиной, которая мне никогда не нравилась, и я подумала, что было бы неразумно позвонить ему или написать домой. Поехать к нему в банк — об этом не может быть и речи. Я должна планировать свои действия очень тщательно. Я не могу совершить ошибку.

Я спустилась вниз к ужину.

— Корнелиус, дорогой, а когда открывается выставка в музее искусств Ван Зейла? — спросила Эмили, изящно подцепив вилкой кусок жареной утки.

— Она открывается в понедельник, после Дня труда. Я подготовил коллекцию примитивистов, нескольких хорошо известных художников и одного или двух новичков.

— Какая жалость, что я не могу остаться в Нью-Йорке посмотреть ее! — сказала Эмили. — Это выпадает на середину моей поездки для пополнения благотворительных фондов для перемещенных лиц Европы.

— Я не выношу американских примитивистов, — воскликнула ее дочь Лори, высокая шумливая девушка шестнадцати лет с блестящими темными волосами и сверкающими голубыми глазами. — Мне нравятся большие яркие картины Рубенса, на которых изображены мужчины без одежды!

— Лори! — сказала ее сестра Рози с отвращением. — Как ты можешь быть так вульгарна?

— Ты не думаешь, что Рубенс предпочитал рисовать обнаженных женщин? — весело спросил Скотт.

— Ты путаешь Рубенса с Микеланджело, Лори!

— О, я не выношу Микеланджело! Его ангелы похожи на гермафродитов!

— Достаточно, Лори, дорогая, — резко сказала Эмили.

— Конечно, ангелы — гермафродиты, — поддержал Скотт свою сводную сестру.

— Ангелов нет, — заметил Себастьян, жуя утку.

— Абсурд! — возмутился Скотт. — Они существуют в воображении.

— Это не делает их реальными!

— Реальность — это только то, что осознает разум.

— Но…

— О, я ненавижу эти интеллектуальные дискуссии, — вмешалась Лори. — Передай, пожалуйста, соль, Эндрю.

— Ты так нетерпима, Лори! — воскликнула Рози.

— Совсем нет! Просто мне не нравятся американские примитивисты. Почему ты интересуешься ими, дядя Корнелиус? Я думала, тебя привлекают только ужасные красные пятна, раскрашенные грязными черными линиями, изображенные на картинах Пикассо.

— Не путаешь ли ты Пикассо с Кандинским? — спросил Скотт.

— Я думаю, Кандинский играл за «Цинциннати редс», — сказал Эндрю. — Между прочим, что такое американские примитивисты?

— О, Боже, — вздохнул Себастьян.

— Эндрю шутит! — заметила Эмили со смехом.

— Слабая надежда, — ответил Себастьян.

— Корнелиус, — спросил я, — когда, ты говоришь, открывается выставка? Я не помню, чтобы видела ее в моем календаре.

— Ну, она должна быть там! Моя секретарша говорила твоей…