Анхела Бесерра - Любовь-нелюбовь

Фьямма долго всматривалась в силуэты эротических фигур. Последние лучи солнца ласкали их чувственные изгибы, придавая им золотистый оттенок. Фьямма пришла к выводу, что любовные сцены, которых так много в этих храмах, появились здесь не как украшения — они были центрами своего рода излучения. Ей было совершенно ясно: эти скульптуры, представлявшие любовные сцены, призваны показать, что любовь в гораздо большей степени, чем союз тел, доставляющий наслаждение, есть союз душ. Потому-то на лицах любовников, с полузакрытыми глазами и ласковыми, спокойными улыбками, застыло выражение счастья и невыразимого покоя. И не вследствие сексуального удовлетворения, а благодаря духовной общности. Мужское начало и женское начало слились в единое целое. Изображения играющих музыкантов, летающих богов и богинь, нимф, животных, змей, крокодилов воплощали самые разнообразные чувства. Фьямма задержала взгляд на бабочке из тел, точно такой же, как бабочка из ее сна, и ей передалось, кроме глубокой чувственности, надежное и спокойное равновесие. Она дождалась, пока солнце выкрасит "бабочку" в цвет старого золота, а потом стала дожидаться, пока скульптуру снова покроет тень.

А в это время Давид Пьедра искал ее среди туристов, которых было немало в храме. Он прошел в двух шагах от Фьяммы, но не узнал ее — Фьямма, которую он искал, была совсем не похожа на ту, что стояла сейчас в храме.

Давид вернулся из Панны, где все это время работал в индийской мастерской. Вернулся полный идей и страстного желания встретиться со своей музой. Вернулся сразу же, как узнал о возвращении

Фьяммы, — он оставлял поручение администратору отеля немедленно известить его, как только объявится его спутница. Он хотел сделать Фьямме сюрприз, вне-запно появившись перед ней. Они не виделись два месяца, и Давид очень соскучился. Он провел в дороге целый день, но, когда добрался до отеля, ему сказали, что Фьямма ушла в направлении храмов. Давид взял такси и по дороге все время подгонял водителя.

Он долго искал ее, очень устал и остановился прямо напротив нее. Но не увидел Фьямму, не узнал.

Мы в пути, когда земля мирно спит.

Мы семена могучего дерева.

Когда мы созреваем и наполняемся жизненной силой,

ветер срывает нас и разносит по свету.

Халиль Джибран

В Гармендию-дель-Вьенто вернулся страшный ветер. Носившийся в воздухе песок забивался во все мыслимые щели. Это был тот самый проклятый соленый ветер, который так не любят торговцы сластями, — весь товар на их лотках становился из-за него соленым. От этого ветра ржавели дверные петли и человеческие сердца, даже те, что были покрыты крепкой броней. Песок скрипел на зубах, и даже поцелуи оказывались с минеральными добавками.

Фьямма деи Фьори уже давно вернулась из Индии и теперь искала место для мастерской, где она могла бы заниматься скульптурой. Ей удалось найти местечко, которое не было обозначено ни на одной карте, — посреди обширной зоны известняков, где никто не селился, потому что земля была непригодна для обработки.

В этих неприветливых местах никогда не шел дождь и нельзя было встретить никого, кроме душ захороненных аборигенами мертвецов, которые бродили вокруг в ожидании дня, когда их похоронят во второй раз и они смогут наконец обрести покой.

Фьямма продвигалась в глубь этой странной зоны по дорогам, которые казались тропами, расчищенными в кустарнике с помощью мачете. Она проехала несколько поселков, и уже на самой границе с пустыней толстый мулат с белоснежной улыбкой указал ей, где найти то, что ей нужно. С любезностью, не свойственной здешним жителям, он проводил ее до Долины храпа — так в давние времена прозвали путешественники это овеянное легендами место. Ветер, пролетая между скалами, издавал здесь звуки, напоминающие оглушительный храп. Индейцы считали, что это храпит ужасное чудовище, и ни один местный житель не решался носа сюда показать.

По дороге они увидели, как целая толпа плачущих людей пирует в присутствии своих мертвецов — по прошествии десяти лет они выкапывали умерших и разводили костры, чтобы разогреть старую боль и жидкий кофе.

Эпифанио — так звали мулата — объяснил Фьямме этот странный ритуал: люди, повинуясь зову, который слышали во сне, пришли за своими умершими, чтобы на себе перенести их в свои селения и там окончательно похоронить, освободив души, которые смогут после этого отправиться в свое космическое путешествие, чтобы потом вернуться на землю дождем.

Приглашенные, одетые во все белое, принесли с собой ром и козлятину, старики громко оплакивали усохших, а какая-то женщина, удерживаясь от плача, чтобы мертвецы не унесли вместе со слезами ее душу, открывала гробы и доставала их содержимое.

Фьямма, которая уже ничего не боялась — ее страхи навсегда остались в Индии, — решила посмотреть церемонию до конца.

Она стала свидетелем эксгумации пятнадцатилетних жениха и невесты, которые умерли в день свадьбы, одновременно подавившись свадебным тортом. Они лежали в одном гробу — на единственном ложе, которое им довелось разделить. Невеста была в белом платье, поверх которого огромный букет роз еще источал слабый аромат. Казалось, они сладко спят. Возможно, их так и оставшаяся невинной любовь совершила это чудо, сохранив их тела нетронутыми на протяжении стольких лет. Посмотрев на них, мудрая старуха, руководившая церемонией, велела положить гроб с женихом и невестой обратно в могилу — сказала, что им будет лучше в этой молчаливой земле, чем вблизи шумного селения. Любовь будет продолжать жить в закрытом белом ящике, куда положили умерших их охваченные горем родители. Это настоящая вечная любовь, которую, согласно верованиям индейцев, никто не смеет тревожить, иначе на всю общину падет небесный гнев. В итоге плачущие гости прокричали "Да здравствуют новобрачные!" среди разверстых могил. Гроб опустили на прежнее место и снова закопали.

Потом стало тихо, и старуха невозмутимо продолжила свое дело — принялась мыть кости. Не зажимая носа, голыми руками. Закончив этот тяжелый труд, она сняла с себя всю одежду, повернулась лицом к солнцу и облила себя ромом, чтобы очиститься. А гости в это время пили и ели в окружении скелетов, которые когда-то были их родственниками и друзьями. Еды и питья было столько, что они могли бы провести здесь еще недели две, не проголодавшись.

Исполнение желаний

По завершении этой церемонии мужчины, женщины и дети, все в белом, выстроились в длинную шеренгу и зашагали под аккомпанемент собственного плача, напоминавшего мелодии кумбиямбы, и бряканье костей в сумках — их несли к месту последнего захоронения. Никто не упоминал имен умерших из боязни, что это принесет новое горе семье.