Эмили Гиффин - Суть дела

Но я была слишком измучена для реванша и, что важнее, хотела верить: я — выше этого. Кроме того, мне предстояло накормить детей, заняться практическими вещами, и вся моя энергия ушла на то, чтобы дойти до кухни, положить под приборы любимые детьми салфетки с рисунками доктора Сьюза [29] Настоящее имя Теодор Сьюз Гайзель, американский писатель и карикатурист (1904—1991). , приготовить две тарелки куриных наггетсов, фасоли, мандариновых апельсинов и налить два стакана молока с капелькой шоколада. Когда все было готово, я повернулась к лестнице и заметила куриные грудки, которые положила размораживать перед приходом Ника. Я убрала их назад в морозильник и позвала детей по именам, слушая их торопливые шаги. Это был редкий немедленный отклик, особенно что касается Руби. И я подумала: неужели они различили в моем голосе настойчивость и некую необходимость в их присутствии? Когда их лица возникли на лестничной площадке, я осознала, как сильно я действительно нуждаюсь в них, и острота этого ощущения напугала меня и наполнила чувством вины. Я вспомнила, как мы с Дексом оказались нужны нашей матери после развода. Я взвалила на себя эту ответственность и коротко помолилась, прося сил. Я уверяла себя, что мои дети слишком малы, чтобы понять разворачивающуюся в их жизни трагедию, и это послужило некоторым утешением, пока я не поняла, что все само по себе было трагедией.

— Привет, мама, — сказал, улыбаясь, Фрэнки, он спускался с лестницы и тащил за собой одеяло.

— Привет, Фрэнки, — ответила я с болью в сердце за него.

Я наблюдала, как Руби скачет вниз по лестнице, мимо брата, заглядывает в кухню и спрашивает меня почему-то слегка обвиняющим тоном:

— Где папа?

С трудом проглотив вставший в горле комок, я ответила, что папе пришлось вернуться на работу, и в первый раз задумалась, куда же в действительности ушел Ник. На работу? Бесцельно катается по улицам? Или вернулся к ней? Может, именно этого он и хотел? Чтобы я сделала выбор и таким вот образом сыграла ему на руку? Вероятно, он предположил, что я поведу себя, как моя мать.

— Срочный вызов? — не отставала Руби, хмуря темную бровь, совсем как ее отец.

— Да. Срочный, — ответила я и перевела взгляд на Фрэнки, в котором ничего нет от отца. Внезапно это подействовало успокаивающе. — Ну хорошо! Давайте мыть руки, — весело позвала я, медленно продвигая вперед наш вечер на каком-то странном автопилоте, еще один обычный день в жизни нашей семьи, делая вид, что моя жизнь и жизнь моих детей не была только что поломана и разбита, как много лет назад «мерседес» моего отца.

Позднее тем же вечером я лежу в позе эмбриона на диване, недоумевая, как мне удалось продержаться столько часов, не проронив ни единой слезинки, даже рассказать детям веселую историю перед сном. Я хочу верить: это красноречиво свидетельствует о моем характере, о сути того, кем я являюсь как личность и мать. Кроме того, это демонстрирует мою способность храбро противостоять кризису и с достоинством встретить несчастье. Я по-прежнему контролирую себя, хотя уже не контролирую свою жизнь. И может, отчасти, все это правда.

Но, вероятнее всего, я просто в шоке, чувство это не идет на спад и сейчас, когда я беру телефон, чтобы позвонить Кейт.

— Привет, девушка, — говорит она, и я слышу на заднем плане звуки Манхэттена — гудят машины, со скрежетом тормозят автобусы, мужчина кричит что-то по-испански. — Как дела?

Я колеблюсь, потом слушаю, как произношу вслух эти слова:

— Ник мне изменил.

Именно в этот миг моя новая реальность резко обретает очертания. Реальность того, что Ник является, и всегда будет, одним из этих мужчин. И по его милости я стала одной из тех женщин. Изменник и жертва. Вот кто мы теперь.

— Тесса! Боже мой... Ты уверена? — спрашивает она.

Я пытаюсь ответить, но не могу говорить – наконец прорываются сдерживаемые слезы.

— Ты уверена? — повторяет Кейт.

— Да, — рыдаю я, прижимая к груди коробку «Клинекса», — он сказал, что сделал это... Да.

— О, Тесса... Черт, — шепчет она. — Я так тебе сочувствую, милая. Так сочувствую.

Она, как никогда долго, слушает мой плач, бормоча слова поддержки, понося Ника, и, наконец, спрашивает меня, не хочу ли я поделиться подробностями.

— Я понимаю, если нет... Если ты не готова...

— Особо нечего и рассказывать, — с трудом выговариваю я. — Сегодня вечером он приехал домой. Сказал, что гулял с ней в Коммоне.

— С ней? — мягко нажимает Кейт.

— С той, кого мы подозревали. С кем видела его Роми.

Я не в состоянии произнести ее имя, клянусь никогда больше не произносить ее имени. Внезапно я понимаю те чувства, которые испытывала моя мать все эти годы.

— И он просто сказал тебе... что у него роман?

— Он не назвал это так. Не знаю, как это можно назвать... Он сказал, это случилось только один раз. Они занимались сексом, — говорю я, и это слово ножом поворачивается в моем сердце, слезы по-прежнему льются ручьем. — Он сказал, что покончил с этим сегодня. И это его версия. Как будто его слово чего-то стоит.

— Ясно. Ясно!

Она перебивает меня со смущающим оптимизмом.

— Ясно — что?

— Значит, он не... уходит?

— О, он ушел, — с издевкой говорю я, злость выходит на поверхность, временно остановив мои слезы. — Он ушел. Я велела ему убираться.

— Но я хочу сказать, он не бросает тебя. Он не хочет... быть с ней.

— Ну, ясное дело, он хочет быть с ней. Очень-преочень хочет.

— Один раз, — говорит Кейт. — И теперь он сожалеет. Раскаивается в этом. Правильно?

— Кейт, ты пытаешься убедить меня в пустяковости всего этого?

— Нет. Ничего подобного... Просто я вижу нечто обнадеживающее в том, что он признался. А не оказался пойманным...

— Да какая разница? Он это сделал. Он это сделал! Он трахнул другую женщину! — впадаю я в истерику.

Должно быть, Кейт тоже это слышит, потому что говорит:

— Знаю. Знаю, Тесс... Я не преуменьшаю этого, совсем... Но он хотя бы признался тебе. И по крайней мере закончил свои с ней отношения.

— Это он так сказал. Он может заниматься этим сейчас. В эту самую секунду, — говорю я, и в голове у меня возникают тошнотворные картины. Я рисую себе блондинку, потом брюнетку, потом рыжую. Я воображаю большие полные груди, потом маленькие, торчащие, затем идеальные, нечто среднее между теми и другими. Я не желаю знать, как она выглядит, и в то же время отчаянно этого хочу. Я хочу, чтобы она была похожа на меня; я не хочу, чтобы она на меня походила. Я уже не знаю, чего хочу, я не знаю даже мужчину, за которого вышла замуж.

— Он не с ней, — заявляет Кейт. — Даже не думай.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я, желая, чтобы подруга подбодрила меня, несмотря на сильное сопротивление ее позитивному настрою.

— Потому что он сожалеет. Потому что он любит тебя, Тесса.