Джун Зингер - Съемочная площадка

И Сьюэллен тоже это знала. Она давила на меня так же сильно, как и Гэвин, своей неумолимой логикой.

— Ты не можешь преподнести Тодду ребенка, если он знает, что не отец ему. Только если ты сначала простишь его. Выбери любовь, Баффи. Выбери любовь.

Я проводила ее до дверей.

Но на этом разговор не закончился. Иначе это была бы не Сьюэллен.

— Тодду, наверное, пришлось очень много пережить за эти два года. Без твоей любви, чувствуя лишь твою ненависть. Неважно, что он сделал… Возможно то, что сделала ты, еще хуже. И как ты думаешь, сколько еще он сможет это выносить? Почему ты считаешь, что он вынесет и этот удар? А вдруг он уйдет от тебя? Ведь ты можешь потерять его, Баффи. Ты можешь потерять его навсегда.

Я закрыла за ней дверь и прислонилась к косяку спиной, меня всю трясло. Мне никогда в жизни не было так холодно.

Примерно через полчаса Сьюэллен позвонила мне. Она все еще давила на меня, хотя в этом уже не было необходимости.

— Пока я ехала домой, я все время думала о том, что ты мне сказала. Ты только представь, Баффи, просто представь на секунду, каким бы невероятным тебе это ни казалось, что все, что сказал тебе Тодд — это правда. Ведь в жизни случаются самые невероятные вещи, Баффи.

Я всегда доверялась Сьюэллен, почти так же, как доверялась и Тодду. Именно поэтому ее слова показались мне такими страшными. В детстве у нас в ходу было одно выражение: «Не теряй веры, малышка!»

Неужели я потеряла веру?

Наш разговор с Сьюэллен внес еще больше смятения в мою душу, на сердце у меня стало еще тяжелее. Теперь, когда я поняла, что люблю Тодда ничуть не меньше, чем прежде, у меня пропало всякое желание продолжать мстить и мучить его. И в конце концов мне пришлось задать себе вопросы: неужели я уже начала в душе прощать его? И что мне делать с этим ребенком? Должна ли я положить его на алтарь своей нерешительности?

Я пошла на прием по случаю окончания съемок, ожидая, что обстановка там будет соответствовать моему настроению — примерно такой же веселой, как танцы на кладбище. Но я ошиблась. Что-то носилось в воздухе. Неужели это было предчувствие успеха? За последнее время, буквально самое последнее время, я заметила, что на съемочной площадке стал царить дух оптимизма — словно что-то нарастало, какой-то особый энтузиазм. В «Белой Лилии», нашем гадком утенке, на протяжении всего процесса съемок, казалось, обреченном на неудачу, стали постепенно прорисовываться черты очаровательного и красивого дитя. Да, это носилось в воздухе. Сладкий аромат победы… Хотя никто еще ничего не мог сказать наверняка, никто до первого просмотра, своего рода первого выхода в свет, ни в чем не мог быть уверен. Да, все, казалось, было прекрасно, и лица всех присутствующих здесь как бы несли отпечаток этого воодушевления, оно присутствовало здесь, как реальная фигура.

Я же видела одни лишь призраки. Бо, Гай… Только призраки.

Я пробежала глазами по знакомым лицам и увидела мою Сьюэллен в розовом платье. Ярко-розовое — цвет надежды. Сьюэллен выглядела прекрасно, она была отчасти гостьей, отчасти распорядителем, умело руководившем действиями официантов. И там же был Говард, он разговаривал с режиссером, положив руку ему на плечо, в чем-то его убеждая. И еще была Сюзанна — уже не моя Сюзанна — она танцевала с одним из операторов и выглядела прекрасно, она действительно выглядела как кинозвезда: рыжие волосы развевались, короткое ярко-зеленое платье открывало стройные длинные ноги. Я быстро отвернулась. Мне все еще было тяжело смотреть на нее. В ней тоже было что-то от призрака.

И еще там была Поппи. В тот день мы не дали ей умереть, так что в некотором смысле она тоже была моей Поппи. Поппи беседовала с Лео, кивая головой, как бы соглашаясь с тем, что он говорил ей. Что касается Лео, то его вполне можно было назвать одним из призраков Клео.

Я отправила приглашения Кэсси и Клео. Мне хотелось, чтобы сегодня они тоже были здесь. Это счастливые призраки. Мне хотелось пообщаться с ними, хотелось убедиться, что, по крайней мере, у них все в порядке, что они довольны своей новой жизнью. Но ни одна из них не смогла приехать. Кэсси сказала, что она на четвертой неделе беременности, и ее доктор считает, что она должна сидеть дома из-за того, что предыдущие беременности оканчивались неудачами и поэтому ей надо соблюдать осторожность.

Желаю тебе удачи, Кэсси, желаю удачи.

Что касается Клео, то она очень занята обустройством своего дома на ранчо. Ну, разумеется. Что еще может делать Клео? Там, как она говорит, есть чем заняться. Только подумать, что нужно сделать с деревенским домом в Техасе, чтобы он выглядел столь же великолепно и шикарно, как квартира в нью-йоркском Ист-Сайде, но к тому же был таким же солнечным и светлым, как испанская вилла в центре Беверли-Хиллз, а также столь же уютным и зеленым, как современный шикарный дом в пригороде Нью-Джерси, в то же время сохраняя величественность и основательность техасского дома?

— Может, сделать его просто уютным, местом, где можно было повесить шляпу? — предложила я.

— Такую фетровую с полями?

— Или место, где можно повесить зонтик?

— Я никогда ими не пользовалась в Лос-Анджелесе.

— Местом, где можно повесить свое сердце?

— Я уже сделала это.

Я рада за тебя, Клео, очень рада.

Я оглядывалась, отыскивая знакомых. И неожиданно рядом со мной оказался Тодд! Он поцеловал меня в губы, и как поется в песне, сердце мое замерло. В эту секунду щелкнул затвор фотоаппарата. В отличие от экранного поцелуя это не было лишь касанием губ. Но, как в кино, это было рассчитано лишь на публику.

Он быстро отошел, и я сразу же стала искать глазами Сьюэллен, чтобы убедиться, что она видела. Она видела и улыбнулась мне, но сразу же опустила глаза, как будто ей было слишком больно смотреть на меня.

Затем все стали просить Сюзанну спеть: не главную песню — ее только что исполнил один из оркестрантов, — а «Госпожа Любовь», более жизнерадостную, чем «Любовь уходит».

Я подошла к одному из накрытых кружевной скатертью столов, чтобы взять бокал шампанского. Мне необходимо было что-нибудь выпить, если уж я собиралась слушать, как Сюзанна будет петь песню Бо про любовь.

Ко мне подошла Поппи. Сегодня она была одета необыкновенно элегантно, но выглядела очень мрачно. В ней была какая-то напряженность. Я подумала, что сегодняшний день дается ей нелегко.

— Помнишь, я сказала тебе, что нам необходимо поговорить…

Я хотела возразить, что сейчас не очень подходящее время и место, потому что у нее было неважное настроение, да и у меня тоже, но я знала, что сегодня для нее тяжелый день и согласилась, и мы прошли с ней в уголок подальше от всей остальной компании.