Кэтрин Куксон - Мотылек

Чей-то голос произнес:

— Сомневаюсь, будет ли у нее, бедняжки, это потом.

Доктор Миллер стоял теперь рядом с ним и осматривал его руки.

— С руками плохо, — сказал он. — Их нужно помыть. Садитесь-ка в телегу с Агнес. Она, очевидно, знает, куда ей ехать. Туда уже положили Милли. Отчего все это произошло?

— Уотерз поджег.

— Уотерз? Не может быть!

— Да. Он уже довольно давно начал заболевать, и вот вам результат. Поместье должно быть продано, и он, в числе прочего, не мог этого пережить.

— А где он сейчас?

— Не знаю. — Роберт осмотрелся вокруг. Люди перестали носиться с ведрами, просто стояли группками и наблюдали, как пламя пожирало уже все здание. — Надеюсь, он умер, — заметил он, — потому что, если он не умер, то очень скоро пожалеет об этом, когда окажется в сумасшедшем доме.

— Зачем так говорить? Не нужно так говорить.

Они направлялись к телеге, вокруг которой толпилось много народу. Роберт остановился и негромко сказал:

— Вы же не могли не знать, что со смертью мистера Тормана что-то было не так, правда?

Доктор не ответил.

— Ну, что же, я расскажу вам на случай, если что-нибудь случится с мисс Милли, а Уотерз окажется жив. Я расскажу вам о том, что произошло, все. Я хочу быть уверенным, что его запрятали туда, где он не сможет никому причинить вреда, потому что в его нынешнем состоянии следующей будет Агнес.

Доктор Миллер не показал и тени удивления, когда Роберт произнес «Агнес», а не «мисс Агнес». Как правило, он первым узнавал обо всех скандалах и сплетнях в округе.

— Поезжайте, — сказал он. — Я буду следом за вами. И не трогайте рук, пока я их не осмотрел. Милли положите в постель. Это все. Буду у вас как можно скорее.

Роберт подошел к телеге. Милли лежала вытянувшись, под кучей мешков ее почти не было видно. Рядом с ней сидела Агнес, ее всю трясло, глаза неподвижно смотрели прямо перед ней. Она поглядела на него, но они ничего не сказали друг другу.

— Я поеду следом в двуколке, — произнес он. — Давай сюда, возьми ее собачку.

Телега отъехала, кто-то подогнал двуколку, но, когда он попытался забраться в нее, от боли в руках он весь перегнулся.

— Ну-ка, позволь я, — сказал один из людей и добавил: — Помоги-ка. — Вдвоем они усадили Роберта на сиденье, но увидев, что он не может держать в руках вожжи, тот, что был помоложе, вскочил на сиденье рядом и, подхватив вожжи, крикнул: — Но, поехали!

Так Роберт возвращался домой. По дороге молодой человек разговорился:

— В жизни не видел такого пожара. Да, наделал делов. Говорят, это старый Уотерз. Свихнулся. Ну, и храбрый же ты человек: полезть в такой огонь, да еще по плющу, да и девочку спустить на землю. Но, думаю, медали тебе не светит, их дают только тем, кто в хаки, и никто вас не отблагодарит. Я-то на шахте, так что со мной все в порядке, а вот мой брат, он клерк, белый воротничок, потому что у него туберкулез, но об этом приходится помалкивать, так вот он получил на прошлой неделе белое перо. Клянусь богом, если бы я узнал, кто это сделал, я бы засунул это перо ему в задницу и заставил выплюнуть. И так же сделал бы наш Ланс. Это мой старший брат, он красильщик. Тот, кто залез по лестнице и помог тебе спуститься. Здоровый как лошадь, хотя о нем этого не скажешь. Жилистый. Весь наш род такой жилистый. А ты чем занимаешься?

С большим трудом Роберт раскрыл рот и ответил:

— Столяр.

Его поташнивало, такой боли он еще не испытывал. По правде говоря, он вообще пока что не испытывал настоящей боли, то есть боли физической. Один раз у него вытащили зуб, и все. Он тогда думал, что это страшная боль, он три недели терпел, тянул, не шел к зубному врачу. Но сейчас… Как назвать такую боль? Она сводила с ума.

Он говорил себе, что у него обожжены только руки, но казалось, боль поглотила все его тело. От боли хотелось кричать. Бедная Милли. Он надеялся, что ее ноги не очень прихватило, чтобы ей не страдать, как он. Но вот эта несчастная собачонка, она, наверное, страдает невероятно. Зря он не позволил умертвить ее.

— Столяр? Вот чудно, я тоже хотел быть столяром. Очень люблю строгать деревяшки, мастерить всякие штучки. Ты где работаешь?

— У меня свое дело.

Да, у него было свое дело, свой бизнес. У него прекрасный бизнес, прекрасный дом, и он собирался жениться на прекрасной женщине-красавице, собирался построить ей дом, обшить его деревом и самостоятельно изготовить всю мебель. Так он говорил. Можно было подумать, что он бросил вызов провидению. Если бы он был религиозен, то решил бы, что Бог наказывает его за гордыню, ибо кто знает, сможет ли он когда-нибудь пользоваться руками? Мизинец и безымянный на правой руке как бы слиплись. Возможно, от грязи или так отошла кожа. Он поднял руки вверх, чтобы попробовать, не легче ли будет от холодного ночного воздуха. Молодой человек заметил:

— Какое-то время ты не сможешь работать.

Да, какое-то время он не сможет работать. Вот только какое время?

Когда они въехали во двор, его товарищ спросил:

— Так это твой дом? Я тут несколько раз проезжал. Красивый дом. Слышал, здесь была столярная мастерская, очень известная в наших местах. Она здесь очень давно, верно? А ты знал этих, из сгоревшего дома? Я хочу сказать, почему ты их везешь сюда?

— Да. Да. Я знал их.

— Возможно, что-нибудь делал для них?

— Я работал у них. — Боже, как заставить его замолчать?

— Ну, знаешь, из того, что я слышал о них, тебе благодарности не дождаться. Бедны, как церковные крысы, а все еще пыжатся. То есть стараются казаться джентльменами. А одна из дочерей загуляла с каким-то рабочим. Моя мать всегда говорила, что образованным леди все надоедает, и они звереют и хватаются за кого попало. Говорят, этот малый работал у них и закрутил с ней любовь, а она, конечно же, просто пользовалась им. А он-то, дурачок, думал, что у него что-нибудь получится. Они никогда не расстаются со своим классом, ни за что. — Он все говорил и говорил. Когда же он вгляделся в закоптелое лицо спутника, яростно поблескивавшего на него глазами, тогда до него слишком поздно, но дошло, перед кем он раскрывал свой большой рот. Его мать всегда говорила, что он слишком много болтает. И он замельтешил: — Может, помочь тебе сойти?

— Нет, спасибо, — прорычал Роберт, — ты и так мне помог.

Соскользнув с сиденья, он уперся локтями в заднюю спинку двуколки, перевернулся и спрыгнул на землю. От резкого движения его прошило болью, от которой он чуть не потерял сознание, но он кинул на молодого парня последний убийственный взгляд и пошел за людьми, которые в этот момент вносили Милли в дом. Алиса, увидев их, заломила руки:

— Господи милосердный! Господи милосердный! Что это? Что случилось? — Увидев, как Роберт держит руки, разведя их в стороны, она опять воскликнула: — Что случилось?