Номи Бергер - Бездна обещаний

Кирстен смотрела на Маркоса, будто увидела его в первый раз: его сходство с Эндрю было поразительно: оба высокие, хорошо сложенные, светловолосые.

— Я просто задумалась.

— Надеюсь, только о хорошем. — Эндрю широко улыбнулся.

— Я вижу, ты сегодня доволен собой, — заметила Кирстен, пропуская реплику Эндрю мимо ушей и подставляя щеку для поцелуя.

— Точно. — Он поцеловал ее в губы, одной рукой коротко обнял Маркоса и передал ему эскизник. — Вот, взгляни.

Глаза Маркоса раскрывались все шире, по мере того как он просматривал наброски.

— Да это же портреты цветочных продавцов! Эндрю, они просто великолепны!

— Думаю, что мне следует дать вам обоим передышку и поискать кого-нибудь для замены.

Эндрю забрал у Маркоса эскизы и собрался было передать их Кирстен, но она неожиданно встала и сомнамбулой выплыла из комнаты. Эндрю посмотрел на Маркоса и нахмурился.

— С ней опять то же самое. — Эндрю швырнул листы на стол и запустил руки в свои длинные волосы, что делал всегда, когда был очень сильно чем-либо расстроен. — Она что-нибудь тебе говорила?

Маркос покачал головой:

— Ничего.

— Черт возьми! — Эндрю беспомощно развел руками.

В это время Кирстен закрылась на ключ в своей спальне. Достаточно откладывать. Достав из кармана юбки газетную вырезку, она в десятый раз за этот день перечла ее. И в десятый раз реакцией на прочитанное были острая боль в животе, точно его располосовали ножом, и жаркие волны пульсирующей в венах крови.

Газетная вырезка сообщала о сольном фортепьянном концерте в здании Бостонской филармонии. В программе — произведения Брамса. Исполнитель — Джеффри Пауэл Оливер III.

Кирстен носилась с газетной вырезкой уже около двух недель. А концерт состоялся только вчера вечером, и ей никак не верилось, что ее сын, ее любимый Джефф, стал настоящим пианистом. Пианистом! Это было просто чудо — другого слова не подберешь. Каким-то образом он смог реализовать то, чем одарила его мать. И реализовать великолепно. Ему семнадцать, всего лишь семнадцать, а Джефф уже выступает на публике. Если бы Скотт не прислал ей эту вырезку, Кирстен, вероятно, никогда бы и не узнала. Интересно, были ли у него еще концерты? Концерты, о которых Скотт не читал или на которые не обратил внимания?

Чувства, которые Кирстен подавляла в себе долгие годы, чтобы просто выжить, вырвались наружу за эти последние две недели. И у нее больше не было желания загонять их обратно. Свершилось наконец то, чего она так долго ждала, — настало время действовать. Она подошла к платяному шкафу и открыла его.

Толстая коричневая папка лежала на своем обычном месте — на верхней полке среди коробок с обувью. Кирстен чувствовала себя на удивление спокойно, сдувая с папки пыль и усаживаясь с ней на коленях прямо на полу. Но, как бы ни была она внутренне спокойна, руки Кирстен, развязывавшие тесемки папки и срывавшие красную восковую печать, все же дрожали. Кирстен готовилась положить конец одиннадцатилетнему ожиданию.

— Кто такой Эф Эс Дьюкс? — спросил у Кирстен Эндрю, помахивая перед ее лицом большим коричневым конвертом.

Кирстен едва не уронила стакан, который мыла над раковиной.

— Че-человек. — От смущения Кирстен вдруг начала заикаться.

— В принципе я об этом догадывался.

— Он делал кое-что для меня в Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке? — Эндрю взглянул на почтовой штемпель. — Точно — в Нью-Йорке. — Он передал конверт Кирстен. — У вас с Эф Эс Дьюксом какие-то секреты или кое о чем все-таки можно рассказать?

Но Кирстен уже выбежала из комнаты.

Эндрю решил было пойти за ней, но раздумал. Совершенно очевидно, что Дьюкс, кем бы он там ни был, имел к состоянию Кирстен самое прямое отношение. Эндрю попытался выбросить из головы дурные предчувствия — и не смог.

Когда Кирстен села вечером за стол, накрытый к ужину, глаза ее были припухшими и красными от слез. Эндрю и Маркос обменялись быстрым взглядом, но ничего не сказали. Во время ужина за столом царило непривычное молчание. Увидев, что мужчины почти не притрагиваются к еде, Кирстен решила положить конец их тревогам. Посмотрев сперва на Маркоса, потом — на Эндрю, она вытянула руки и наклонилась вперед на своем стуле.

— Прошу у вас прощения за то, что выглядела чем-то очень занятой эти последние недели, — нервно начала Кирстен, — но мне надо было подумать об очень важных вещах. — Она облизнула губы. — Послезавтра я улетаю в Нью-Йорк.

— Что? — одновременно воскликнули Эндрю и Маркос.

— Пока я не могу сказать вам, почему все так получилось… Но это очень для меня важно… В общем, я возвращаюсь, чтобы встретиться со своим сыном, встретиться с Джеффом. В июне ему исполнится восемнадцать, вы знаете. Это означает, что он станет совершеннолетним и будет в полном праве самостоятельно решить, хочет ли он встречаться со мной или нет.

— Но почему ты едешь сейчас? — перебил Эндрю. — Почему не подождешь до июня?

Кирстен нахмурилась:

— Насколько я понимаю, Джефф либо забыл меня, либо настолько был отравлен ненавистью ко мне, что, может быть, не захочет и видеть меня. И, если это действительно так, нужно время, чтобы разбудить его. Не для того я ждала все эти годы, чтобы сейчас потерять Джеффа навсегда. Он все еще мой сын, и я верну его себе.

Эндрю насмешливо вскинул брови:

— Как?

— Дав ему возможность снова узнать меня. — Ответ Кирстен звучал очень категорично, и Эндрю понял, что иного от нее ожидать и не приходилось.

— Но почему послезавтра? — не отступал Эндрю. — Почему так скоро?

Улыбка, которой его наградила Кирстен, была полна печали и боли.

— Может быть, потому что это будет Новый год. Может быть, потому что в этот волшебный праздник может свершиться чудо? Новый год — новое начало. Мне кажется это символичным, а разве не так? — Кирстен откинулась на стуле и взмахнула руками. — А еще я уезжаю послезавтра потому, что у вас не будет времени отговаривать меня.

Голос Кирстен сорвался, нижняя губа задрожала.

— А Эф Эс Дьюкс?

— Он — частный следователь, которого нанял мой адвокат. Я связалась с ним несколько недель назад и дала кое-какие поручения.

— На сколько ты едешь? — вступил в разговор Маркос.

Не получив немедленного ответа, юноша забеспокоился:

— Ты ведь не собираешься остаться в Нью-Йорке, а?

Кирстен взяла руку Маркоса и пожала ее.

— Помнишь, когда ты был маленьким, я говорила тебе, что мой настоящий дом — Нью-Йорк и я обязательно когда-нибудь туда вернусь?

Маркос кивнул.

— Ну, вот наконец этот день и настал.

— Но ты все-таки не ответила мне.

Взгляды Кирстен и Эндрю встретились. Два последних года они держали свое обещание — жили днем сегодняшним, открыто деля его между собой. И хотя Кирстен порой в минуты слабости подмывало поговорить с Эндрю о будущем, она ни разу и не заикнулась о нем: слишком много осталось дел, выполнить которые она должна была только сама. Битон же всей своей натурой был открыт будущему. Кирстен вспомнила себя в лондонский период ее жизни, когда она дерзко заявляла: «Хочу иметь и то и другое», и улыбнулась. Она вернула себе музыку — это правда, пришло время вернуть себе сына, но что касалось любви, то тут, вероятно, приходилось еще подождать.