Барбара Брэдфорд - Помни

— Мерси, Оливер, мерси.

Официант поклонился.

— Не стоит, мадам Буре, — ответил он и удалился вниз по лестнице.

— Я заказала кускус с цыпленком. Очень вкусно, — сообщила Мария-Тереза, прислонившись к дверному косяку в кухне, в то время как Ники ставила тарелки в духовку.

— Пахнет удивительно. — Ники распрямилась и откинула волосы с лица.

— А теперь пойдем обратно в гостиную, выпьем еще по бокалу вина, и ты мне все-все расскажешь о своем друге Кли. — продолжила Мария-Тереза.

— С радостью. — Ники весело улыбнулась. — Если хочешь, я начну прямо сейчас. Он просто замечательный!

— Ага! Не означает ли это, что ты тоже влюблена?

— Не исключено, — ответила Ники.

В ту же минуту, как Ники в понедельник вечером распахнула перед Кли дверь, настроение ее переменилось. Следы ужасной тоски мгновенно улетучились, и все, что беспокоило ее в последние дни, отошло на второй план. Кли затмил все.

Он стоял молча, широко улыбаясь и излучая тепло, а в темных глазах его сияла любовь.

Она просияла в ответ и посторонилась, давая ему войти.

— Я скучал по тебе, Ник, — сказал он и, заключив ее в объятия, ногой захлопнул дверь. — Как же долго мы не виделись! — Он ласкал ее щеку губами. — Слишком долго. По крайней мере, мне так показалось.

— Мне тоже, — ответила Ники, крепко обнимая его. — Я ужасно скучала.

— Я рад. — Кли нежно поцеловал ее в губы и, обняв за плечи, повел в маленькую гостиную.

Там он слегка отстранил ее от себя и воскликнул:

— Ники! Как же я рад видеть тебя. Я истосковался по тебе.

— А уж как я по тебе истосковалась! — ответила Ники, застигнутая врасплох своим собственным страстным признанием. Обычно она была сдержанной в словах, предназначавшихся Кли, но теперь ей так хотелось сбежать в Прованс, забыть обо всем, что случилось со времени ее приезда в Европу, но больше всего ей хотелось быть с Кли и вычеркнуть из памяти Чарльза Деверо.

— Ну что ж, я полагаю, мне лучше сразу вывалить тебе все свои несчастья, — объявил он с грустной миной.

— Что еще за несчастья?

Вместо ответа Кли спросил:

— Что это у тебя там в ведре со льдом, не шампанское ли?

— «Периньон». Твое любимое.

— Давай-ка выпьем по бокалу, дорогая, и я все тебе расскажу.

Ники с беспокойством села на софу, надеясь, что проблемы, о которых упомянул Кли, преодолимы. Она просто не вынесет, если он должен ехать в очередную командировку. Она хочет быть с ним. Она нуждается в нем, нуждается в его ласке и внимании.

Кли подошел к кофейному столику, ловко откупорил бутылку и наполнил два хрустальных бокала, стоявших на подносе. Чокнувшись с Ники, сделал большой глоток и, подойдя к камину, объявил:

— М-м-м-м, хорошо. Ну и денек выдался в агентстве.

— Что у тебя стряслось, Кли? Не томи! — умоляюще попросила Ники.

Он поставил бокал на каминную доску.

— Ладно. Слушай. Во-первых, у меня течь в ванной комнате. Прошлой ночью, по возвращении, я обнаружил, что у меня потоп. Ванная и спальня скрылись под водой — почти. Сегодня я обзвонил нескольких слесарей, но, по всегдашней французской моде, ни один не сможет прийти раньше завтрашнего дня. Во всяком случае, моя домработница сделала все, чтобы остановить это стихийное бедствие, но попасть к себе в квартиру сегодня я не смогу никак. Поэтому… — Сунув руку в карман пиджака, он извлек оттуда зубную щетку и хлопнул ей о каминную доску. — Сегодня придется ночевать здесь. Ведь ты позволишь мне стать у тебя лагерем, не так ли?

— Конечно, позволю! — воскликнула Ники, облегченно рассмеявшись. — Будет просто здорово, так что вряд ли я сочту это за несчастье. То есть я хочу сказать, что имею в виду то, что ты ночуешь здесь. Но мне искренне жаль твою квартиру.

Кли усмехнулся.

— Ей все равно требовался ремонт. — Его лицо снова приняло скорбное выражение. — Кроме того, мы не сможем поехать на ферму в среду, как собирались, Ник. У меня дела…

— Какие?

— Двое из моих партнеров должны отлучиться по разным причинам. Мы с Питом Нейлором раскидали их работу между собой. Ты не возражаешь, если мы поживем в Париже еще недельку или около того?

— О, Кли, ты же знаешь, что я обожаю Париж. И потом, мне все равно, где находиться, лишь бы быть с тобой.

— Дорогая, лучших известий я не получал уже многие недели, — сказал Кли, лучезарно улыбаясь. Но глаза его были серьезны. Он очень чутко реагировал на малейшие перемены в ее поведении и теперь понял, что ее чувства к нему стали глубже с того времени, когда они были вместе в Провансе и Нью-Йорке.

Сделав еще глоток шампанского, он продолжал:

— Есть еще одна вещь, которая тебя должна разочаровать. Йойо будет в Париже не раньше конца недели. Так что, боюсь, нам придется сегодня праздновать вдвоем.

— Мне, конечно, жаль, что встреча с Йойо откладывается, — сказала Ники, потягивая шампанское, — но главное все же в том, что мы вместе и что мальчик на пути к нам, а не гниет в пекинской тюрьме. Ты сам-то с ним уже говорил?

— Нет, но он звонил в агентство в воскресенье. Жан-Клод сообщил мне, что ты будешь в Париже сегодня. По-видимому, он разговаривал с твоей секретаршей.

— Да, он звонил в компанию на прошлой неделе.

Кли кивнул, допил шампанское и налил себе второй бокал.

— Хочешь еще, Ники?

Она покачала головой.

— Нет, пока не надо, спасибо.

Облокотившись о каминную доску, Кли спросил:

— Как твоя поездка в Рим, Афины и Мадрид, увенчалась успехом?

— Отлично, спасибо. А как ты съездил в Берлин и Лейпциг?

— Неплохо, совсем неплохо. У меня такое чувство, что придется ехать туда снова в самом недалеком будущем. Там столько всего происходит, а мы толком ничего не увидели. — И он стал рассказывать о политической обстановке в Западном Берлине, Лейпциге и странах Восточного блока, в особенности в России.

Ники внимательно слушала, как всегда, с уважением относясь к его суждениям. Но в то же время она думала о нем. Она не могла отделаться от мысли, как прекрасно он выглядит, какой он загорелый, как выгорели его каштановые волосы от постоянного пребывания на солнце. На нем были темно-синий шелковый костюм, бледно-голубая рубашка и темно-синий галстук — никогда он не казался Ники таким неотразимым. Несмотря на благоприобретенный французский стиль и европейский лоск, его лицо было истинно американским, мальчишеским и открытым. Карие глаза светились добротой и искренностью, а широкий ирландский рот был благороден и мил. Да, Клиленд Донован бесспорно красив.

Чувства к нему захватили Ники, переполнили душу. Впервые она по-настоящему поняла, как много он значит для нее. Никто в мире не был для нее важен так, как он, и понимание этого поразило ее.

На несколько секунд она отвлеклась, погрузившись в размышления о нем, и не заметила, что он замолчал. Лишь когда он тихонько присвистнул, Ники, вздрогнув, пришла в себя. Она резко выпрямилась.