Барбара Брэдфорд - Помни

— Эй, Ники, ты где? — расхохотался Кли. — Я тебе надоел?

— Ну что ты! — ответила она.

— Что случилось? — спросил Кли. — У тебя такое странное выражение лица.

— Я люблю тебя, — сказала Ники.

Кли поперхнулся.

— Что?

— Я люблю тебя.

Он пересек комнату в три шага и сел рядом с ней на софу. Крепко взяв ее за руки, он заглянул ей в лицо.

— Ники, не могла бы ты повторить это еще раз?

— Я люблю тебя, Кли. Я люблю тебя.

— О, Ники, — только и смог выдохнуть он, а потом взял ее лицо в ладони и поцеловал. Прижавшись к ней, он осторожно опустил на подушки и, убрав прядь льняных волос с ее лица, сказал:

— Я тоже тебя люблю, ты знаешь. Я так страдал, пока тебя со мной не было.

Ники дотронулась до его губ, провела по ним пальцем.

— Знаю. Go мной было то же самое.

Его поцелуй был страстным. Его язык то метался, едва касаясь ее языка, то замирал в томительной истоме. Вдруг Кли остановился и прошептал ей в волосы:

— Пойдем в постель. Я хочу тебя.

Он помог ей подняться, и они пошли в спальню. Скинув одежду, они обнялись и стояли так некоторое время, безмолвно, близко, радуясь, что снова вместе.

Наконец он произнес:

— Такого со мной еще не было.

— Со мной тоже, — ответила она, и он знал, что так оно и есть на самом деле. Она любила Чарльза совсем не так, как любит Кли; они вызывали в ней разные чувства.

Вновь наступило молчание. Он зарылся лицом в ее волосы, руки его скользнули по ее спине; он притянул ее к себе, так что их бедра соприкоснулись.

Ники охватило возбуждение, как до этого Кли, и теперь уже она взяла инициативу в свои руки и, слегка отстранившись, потянула его к кровати.

Они легли лицом друг к другу, глядя глаза в глаза, не произнося ни слова. Слова им были не нужны. Каждый читал на лице другого одержимость.

— О, Ники, моя любимая Ники, — прошептал Кли и привлек ее ближе, положив правую руку ей на шею. — Я хочу обладать тобой безраздельно, взять тебя всю…

— Я знаю… И хочу того же.

Их губы встретились снова, он приподнялся над ней, подсунул руки ей под спину, прижал к себе. Губы его стали настойчивыми, требовательными. Она отвечала ему страстно, ее желание догоняло его желание. Он вошел в нее внезапно, без прелюдии, как это было несколько раз в Провансе, и у нее перехватило дыхание от неожиданности. По мере того как он проникал в нее все глубже и глубже, ноги ее скрестились у него за спиной, и она приковала себя к нему, стала частью его, подчиняясь их общему, все убыстряющемуся движению.

— О Господи, Ники, о Господи, — выкрикнул Кли, прервав долгий поцелуй. Дыхание его стало прерывистым, как и ее.

Она напряглась под ним, дрожь пробежала по ее телу.

— Кли! Я люблю тебя! — Она открыла глаза и посмотрела ему в лицо. — Я люблю тебя, — тихонько простонала она. Дрожь усилилась, и она всецело отдалась ему.

Как и всегда, ее страсть вознесла Кли к вершинам блаженства, он утратил контроль над собой и неудержимо истек в нее, выкрикивая ее имя, слыша, как она зовет его, говоря ей, что никогда так не любил ни одну женщину.

Он обрушился на нее, тяжело дыша, потом приподнял голову, наклонился и поцеловал ее лицо. Щеки ее были влажны; на языке чувствовался солоноватый вкус.

— Ты плачешь, — сказал он удивленно, вытирая ей слезы. — Что с тобой, Ники? Почему ты плачешь?

— Я не знаю, — пробормотала она, взглянув на него, и, чуть улыбнувшись, прошептала: — От счастья, наверное.

Он ответил лишь своей неловкой, так хорошо знакомой ей улыбкой и, ничего не говоря, обнял ее и не отпускал от себя долго-долго.

— Этот пикничок куда лучше того, что мы устроили тем вечером на ферме, — сказал Кли, обгладывая цыплячью ножку.

— Не согласна, — замотала головой Ники. — То был лучший пикник в моей жизни. Ты приготовил столько вкусных вещей, арахисовое масло и сандвичи, и желе.

Кли запрокинул голову и расхохотался.

— Если тебе этого достаточно для счастья, у меня с тобой хлопот не будет.

Ники тоже рассмеялась и потянулась за бокалом сухого вина на ночном столике.

— Ты же знаешь, кое в чем я совсем не подарочек.

Они сидели по-турецки посередине огромной кровати, в белых гостиничных халатах. Между ними стояло блюдо с цыпленком и хлебница. На столике на колесах, доставленном прислугой, который Кли прикатил из гостиной, было блюдо с салатом, корзинка со свежими фруктами и бутылка шампанского в ведерке со льдом.

— Неужели все девушки путают тебя с Кевином Костнером? — вдруг спросила Ники, оценивающе глядя на Кли.

— С чего ты взяла?

— С того, что он твой двойник. Так-то.

Кли не ответил, продолжая пить вино.

— Я спутала его с тобой, если честно.

— Что ты говоришь, Ник?

Тогда она рассказала об ошибке, которая вышла с ней в Афинах, и о том, как она купила журнал, решив, что это он изображен на обложке.

— Ты выдаешь желаемое за действительное, — запротестовал Кли. — Так вот оно что? Значит, тебе подавай кинозвезду?

— Нет. Мне нужен ты.

— Вот он я, малышка, весь твой, если ты еще не осознала этого.

Ники улыбнулась.

— Я рада.

— А вот как обстоит дело с тобой? Ты-то в самом ли деле есть у меня?

— Ты прекрасно знаешь, что да, дорогой.

Кли ухмыльнулся и послал ей воздушный поцелуй.

Ники выпила вина и долго сидела в задумчивости, бережно держа бокал в ладонях. Наконец она проговорила:

— Кли, когда я звонила тебе в Берлин из Лондона, перед отлетом в Рим, то сказала, что гостила в Пулленбруке у Анны Деверо…

— Ты ездила туда извиняться и исправлять ошибки?

— Да, это так, отчасти. Но у меня была еще и другая причина, по которой мне необходимо было увидеться с ней. — Ники откашлялась, набираясь храбрости. — Я решила, что Чарльз может быть жив. Что он подстроил все так, чтобы все думали, будто он погиб.

Кли замер на мгновение, потом положил цыплячью ногу на тарелку и воскликнул:

— Ты меня разыгрываешь! — Он помотал головой и рассмеялся. — Послушай же, Ник, ты думаешь, я тебе поверю? Брось эти шутки.

— Я не шучу. Я говорю серьезно. Серьезней не бывает.

Ее суровый тон возымел свое действие, и Кли задумался, взвешивая то, что она ему сообщила. Наконец он спросил:

— Почему ты так решила? Ведь прошло столько лет.

Ники рассказала ему все самое существенное, но лишь о пребывании в Риме и Афинах. Мадрид она не упомянула вовсе.

Когда она закончила, Кли произнес, почему-то понизив голос:

— Какого дьявола ты таскаешься по Европе в поисках покойника? Хорошо, хорошо, допустим, что он предполагаемый покойник. Но разве он не причинил тебе довольно боли? Или ты все еще что-то чувствуешь к нему, Ник? Это так?

— Нет, ничего я к нему не чувствую. Душой я свободна от Чарльза Деверо уже давно. Задолго до того, как полюбила тебя, если хочешь.