Эйлин Гудж - Сад лжи. Книга 1

Вверх, вверх по черным мраморным ступеням винтовой лестницы. Ах, как дрожат от этого напряжения ноги. Звук шагов скрадывается китайской ковровой дорожкой. Вот печально пробили часы в корпусе из атласного дерева. В мраморных нишах, словно часовые, стоят вазы японского фарфора, расписанные розовыми медальонами.

А вот и их спальня, самая прекрасная из всех комнат дома. Только сейчас она холодная и неприветливая. Туман с реки, прильнувший к ромбовидным окнам, делает комнату серой, превращая сочные осенние тона обюссонского ковра в безжизненно-тусклые.

Джеральд остановился посреди комнаты и смотрел, как она раздевается, ни на секунду не отводя холодных глаз. Обычно в таких случаях он всегда из деликатности отводил глаза в сторону. Сильвии казалось, что он словно изучает ее: а нет ли на теле какого-нибудь знака, свидетельствующего о несомненной вине. Как назло никак не расстегивались крючки бюстгальтера: Господи, неужели он был не так застегнут? Еще и комбинация порвана — там, где Никос в нетерпении слишком сильно потянул. Кажется, Джеральд не заметил? Когда Сильвия юркнула под одеяло, она чуть не плакала. Ее била дрожь, и она решила, что, может быть, и на самом деле у нее жар. Столбики кровати, казалось, грозно нависали над ней, а резные дельфины, которыми они увенчивались, больше не радовали глаз, их улыбка походила теперь на застывшую отвратительную ухмылку.

Джеральд подошел к французскому окну и остановился, глядя в сад. Был поздний октябрь, и одинокая яблоня облетела, кроме нескольких сморщенных листьев да двух-трех пожухших плодов, цеплявшихся за ветви, подобно маленьким кулачкам.

— Между прочим, я решил расстаться с Никосом, — он говорил мягко, но каждое его слово падало, как молот на раскаленную наковальню.

Сильвии показалось, будто из ее легких со свистом выпустили воздух. Похоже, ей на грудь давила наковальня, но это не помешало ей изобразить лишь легкое удивление:

— Да? А что такое?

— Помнишь, у меня как-то пропала зажигалка? Так вот, Бриджит недавно обнаружила ее у него в подвале. Крайне глупо с его стороны было так поступать. Ведь вещь эта не представляет никакой ценности.

Джеральд сунул руку в карман и достал серебряную зажигалку. Он немного подержал ее на ладони — какими на удивление нежными были его кисти с длинными белыми пальцами и маленькими, плоскими, розоватыми, как морская раковина, ногтями: совсем как у пастушки мейсенского фарфора, стоящей на каминной полке. Подчеркнуто спокойно он закурил продолговатую тонкую сигару.

Негодяй, он, конечно же, лгал ей. Ему, в сущности, было все равно, что она подумает. Бриджит никогда и близко не подходила к комнате Никоса. Зажигалка, Сильвия была абсолютно уверена, никогда не исчезала из кармана Джеральда. Просто это был предлог, чтобы избавиться от Никоса.

Господи, неужели все было так заметно? Но, может быть, все-таки нет? И он просто подозревал…

Да если бы Джеральд знал наверняка, имел бы доказательства, он бы вышвырнул ее точно так же, как Никоса. Может, не так быстро, но конец все равно был бы такой.

…Сильвия потянулась через железную перекладину кровати за стаканом воды на тумбочке.

«Теперь, — подумалось ей, — он эти доказательства получит». Что же касается ее, то впереди маячит одиночество, необходимость одной заботиться о ребенке, когда нет ни дома, ни, возможно, денег. Так что придется ей снова вернуться сюда, на Восточный бульвар, и стоять в очереди за пособием.

Очередной треск взрываемых хлопушек вывел Сильвию из состояния мрачной задумчивости. На этот раз взрывы доносились, как ей показалось, прямо из-под окна.

Сильвию охватило глухое отчаяние. Всем сердцем она стремилась вырваться отсюда, зачеркнув все, что было, начать жизнь сначала. Энджи на соседней кровати мирно спала. «О, я бы все отдала, чтобы поменяться с тобой местами!»

Усталость измученного тела взяла свое, и Сильвия, закрыв глаза, тут же заснула.

И приснился ей день ее свадьбы.

Она и Джеральд стояли под шелковой, с красивой вышивкой, «хуппой» — свадебным покрывалом, передававшимся в семье Розенталей от поколения к поколению. Под ней Джеральд венчался с Эстель, своей первой женой… но не надо позволять грустным мыслям портить этот замечательный миг. Джеральд наверняка не мог любить Эстель так, как любит ее, Сильвию. И хотя он прямо не говорил ей об этом, его внимание было красноречивее слов.

Замирая от счастья, Сильвия глядела на Джеральда. Высокий, в элегантном фраке, а лицо так и светится любовью.

Она слышала, как кантор что-то монотонно читает, вполголоса напевает, иногда даже подвывает. Древняя мелодия успокаивала, возвращая ее в прошлое — в маленькую синагогу на Интервале-авеню, куда они с мамой ходили на Рош ха-шана. Приподняв ее вуаль, Джеральд поднес ей чашу с вином. Оно было густым и сладким — настолько, что почти обожгло Сильвии горло и она едва не поперхнулась.

Неожиданно она почувствовала, что задыхается.

Рот и ноздри, казалось, забило чем-то невыносимо страшным. Каждый вдох болью отзывается в легких.

Жара становится все невыносимей. Трудно дышать. Почему ей так жарко?

И тут она увидела.

«Хуппа» полыхает!

Оранжевые языки пламени лижут позолоченные столбики, на которых покоится покрывало. По комнате рассыпается сноп искр. В отчаянии она простирает руки, чтобы попытаться защитить Джеральда, но его уже нет рядом — только дым.

Время словно остановилось. Сильвия не в силах шевельнуться. Она пыталась закричать, но не могла.

Сильвия вздрогнула — и проснулась. Глаза и нос щиплет. Язык сделался мягким, как вата. Воздух вокруг тяжелый и грязный. Вонь такая, словно жгут резину. Или вовсю дымят трубы одного из этих ужасных химических заводов.

Она с усилием поднялась, перебросила ноги через высокий борт кровати.

Вздувшийся линолеум совсем горячий. Воздух с каждой секундой густеет. Сильвию душит кашель, жжет легкие.

Свежий воздух! Ей во что бы то ни стало нужен глоток свежего воздуха. Шатаясь, она побрела к окну, не обращая внимания на боль между ногами. Попыталась приподнять раму. Но ее заклинило — и она не поддается. Наверняка такая же старая, как и все в этом здании, и к тому же покрыта несколькими слоями краски.

Стоя у окна, Сильвия видит: с нижнего этажа поднимаются клубы черного дыма, сквозь которые пробивается острие оранжевого пламени. Пожар! Это не сон!

Сильвия поняла: надо бежать — и как можно скорее. Разбудить остальных и бежать.

Схватив со своей кровати подушку, она прижала ее к лицу, чтобы хоть отчасти защитить легкие от дыма. С трудом доковыляв до Энджи, Сильвия попыталась ее расшевелить. Та лишь промычала в ответ что-то невразумительное, но глаз так и не открыла.