Глория Нейджи - Дом в Хамптоне

Она засмеялась, потому что тогда девушки не спорили с мужчинами. Даже с такими занудами.

— Могу задать вам тот же вопрос, — ответила она, чувствуя уверенность в своих силах.

Потом произошло нечто странное. Он посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся. О, что это была за улыбка! Тихая, сладкая, дьявольская. Детская улыбка. Улыбка ребенка, который неожиданно разгадал загадку.

Она тоже пристально посмотрела ему в глаза. Таких светлых, лучистых, ярко-голубых глаз она до сих пор не встречала. Прекрасные, необыкновенные глаза. Глубокие, всепроникающие и разоблачающие.

— Знаешь, я расстроен, и мне сейчас не очень весело. Правда. Спроси, кого хочешь. Я работаю с этими ребятами. Должен признаться, все это время я был так одинок. Ненавижу есть и пить в одиночестве. И я подумал — что за проклятье? Я назначил девушке свидание, но мы поссорились, и она вернулась в город. Думаю, все здесь уже набрались и сейчас начнутся танцы. Давай поедем куда-нибудь пообедаем?

С тех пор они были неразлучны. И все же каждое лето она продолжала мечтать о новом романе. Желание из области подсознания. Она ждала призрака любви, как ждут в ненастье солнца.

Она так и не ощутила прилива бодрости, которого ждала от этого прекрасного солнечного летнего утра. Слишком тревожно было вокруг. Джина вдруг осознала, что этим летом не сможет быть счастлива, как обычно. От сильного волнения она стала задыхаться. На глаза навернулись слезы. Пересилив себя, она стала наблюдать, как Джереми выходит из воды. Стройный, длинноногий, уже почти мужчина. Над верхней губой пробивается пушок. Остальное в нем закрылось для нее навсегда. Она не будет больше никогда одевать, купать его, смотреть, как что-то растет и меняется у него между ног.

Ей вдруг стало очень тоскливо. Со страстным желанием она обратилась к Богу: «Господи! Верни все назад!» Невыносимая тоска по детству ее мальчика. Когда его волосы локонами вились вокруг пухлых нежных щечек. Толстенькие розовые ножки. Два зуба, одиноко торчащие во рту, когда он смеялся, — один сверху, другой снизу. Когда он нетвердой походкой ковылял за ней и, чтобы не упасть, крепко держался ручонкой за ее подол. Когда он обнимал ее, казалось, что их сердца стучат в унисон. Тогда каждый день происходило новое чудо…

Тоска затопила ее.

«Я хочу вернуть то время». Эта мысль пронзала ее насквозь и сжигала сердце. Слезы брызнули из глаз. «Господи, Джина, в Бейруте люди едят мертвецов, парню вдребезги разбивают голову, когда он спокойно идет по улице… Вот проблемы!.. То, что ты сейчас ощущаешь, это всего лишь жалость к самой себе, которая никогда не помогает. Ты должна быть благодарна за то, что было. Когда-то ты могла иронично, с беспристрастным оптимизмом относиться к тому, что с тобой происходит».

Что за мир, в котором одна женщина устраивает выставки дамских сумочек, а другая надеется получить кусок мертвечины, чтобы ее семья смогла выжить. Все равно каждый день приближает их к смерти. Это то, о чем должен думать каждый взрослый. Теперь эти мысли ждут и ее. Средний возраст. Мужчины гораздо реже стали обращать на нее внимание. На расческе стало оставаться слишком много волос. Когда улыбаешься, на лице появляется слишком много ненужных морщин.

Лето все быстрее и быстрее набирает обороты. Не успеешь оглянуться, как уже Рождество, потом мгновение — и снова лето. Кажется, между этими двумя временами года нет ничего реального. Весна и осень — всего лишь связующие звенья. Они проносятся, словно сон, ничего не оставляя в памяти. Наступит зима, и мы все начинаем думать о лете. Может быть, наша настоящая жизнь и состоит из трех летних месяцев?

Она содрогнулась. Снова хлынули слезы.

«Я никогда не была особенной и никогда уже не буду. Я просто сделана из другого теста. Выросла на восточном побережье, в обычной добропорядочной семье. Ходила в колледж, получала хорошие отметки, закончила университет, начала работать, встретила парня, вышла замуж, родила ребенка, стала корреспондентом газеты. Но все без особого таланта. Ничего выдающегося. Благодаря замужеству достигла достатка, опять-таки среднего. У меня интересная работа, хорошая эрудиция, есть чувство юмора. Мне нравится мой образ жизни. Но в нем нет ничего особенного. Я не Джейн Фонда и не Джейн Поли. Сама посредственность. У меня никогда не было никаких особых интересов, хобби или особых физических достоинств. Я не оставлю никакого следа в универсуме».

Когда ей было тринадцать, она была очень красивой девочкой. И тогда она вдруг обнаружила, что ей не чуждо чувство зависти. Однажды ее тетя Ида, которая была мудрой женщиной, пристально посмотрела на нее и сказала: «Джина, дорогая, позволь мне дать тебе несколько советов, которые уберегут тебя от печалей и огорчений в этой жизни. Вокруг себя ты всегда увидишь кого-то, кто будет красивее, наряднее, богаче тебя. Так было, и будет всегда. Не трать бесполезно время на зависть. Это будет омрачать твою жизнь, и ты так ничего и не добьешься».

Она прекрасно понимала, что тетя права. Но в действительности так никогда и не смогла преодолеть желания постоянно состязаться с кем-то.

Так было до сегодняшнего дня — первого понедельника ее сорокового лета. Сегодня стало все иначе. Как будто электрический заряд поразил ее жизнь.

Джина закрыла глаза, слезы текли по ее горящим щекам. Нужно чем-то отвлечься. Она чувствовала себя опустошенной. Эта опустошенность не имела ничего общего с усталостью. Анабиоз. Вот на что это было похоже. Сон рептилий. Во время засухи они почти останавливают свое сердце и дыхание, наполняются живой водой и замирают. Они не подают никаких признаков жизни, сохраняя энергию в ожидании сезона дождей. О'кей. Значит, я впадаю в анабиоз. Я — одна из сумок Лин Ревсон. Ящерица на солнце.

Джина медленно погружалась в апатию, тонула в ней. Она знала, как выйти из этого знакомого, но опасного состояния — достаточно только впустить в голову мысли, от которых она отбивалась.

«Гарри!.. С ним случилась беда. Что же с ним произошло? Это нелепое воскресенье…»

Ее иголкой пронзила мысль, которую она гнала от себя прочь: «Он хочет уйти от меня, как это делают виноватые мужчины среднего возраста. Он даже не смог посмотреть мне в глаза. И он лгал. Я знаю. Как же быть?»

Джина опустила спинку шезлонга и повернулась. «Фритци! Не она ли виновница всего этого бедлама? Неужели Гарри завел с ней любовную связь?» У нее свело желудок.

Она неделями сражалась с призраком Фритци Феррис, используя всю технику психического воздействия, какую только знала. Ничего не сработало. Зеленоглазое чудовище, ревнивое и завистливое, заполнило ее душу, разжигая в ней ненависть, причиняя боль и страдания. Джина сознавала это, и ей было очень стыдно за себя. Она всегда хотела быть твердой и стоять выше эмоций.