Глория Нейджи - Дом в Хамптоне

Они изо всех сил старались не предаваться отчаянию. Как только в библиотеку поступала новая книга и библиотекарь сообщал им об этом, они сразу отправлялись снова на поиски. Это было лучше, чем ничего не делать.

Они сидели в читальном зале и перелистывали страницы книги с результатами терапии кактусовым экстрактом при желудочном раке среди населения Юго-Восточной Азии.

Джереми толкнул Оуэна.

— Тут ничего нет. Пошли!

Оуэн закрыл книгу и последовал за Джереми.

— Пойдем выпьем содовой?

— Пойдем.

Они перешли улицу, подошли к «Сода Шек» и обосновались под тентом. Было тихо. Оуэн мысленно перебирал все, что они прочитали. Они ни у кого не могли попросить о помощи. Отец запретил им рассказывать о его болезни.

Гнев поднимался в нем. Это было так глупо. Ведь быть больным — не преступление. Если люди что-то узнают, они, наверное, смогут помочь. Этот гнев рос в нем с самого начала. С того момента, как мать пришла и сказала, что отец вернулся. «Так глупо! Почему он так поступил?! Почему он уходил к ней? К этой белокурой дурехе? От нее не жди ничего хорошего». Он был уверен в этом.

Страшно узнать, что твой отец умирает! Нет, он не мог произнести это слово. Все книги советуют думать о хорошем, верить в чудеса. Прекрасно! Замечательно! Но отец-то не верит. Отец смирился. После того, как та женщина попала в больницу, он сдался.

Джереми был единственным, кто знал, как он переживает все это. Отец сказал, что надеется, что они с Джереми будут такими же друзьями, как они с Гарри. Друзья на всю жизнь. И он тоже на это надеется. Он никогда бы этого не выдержал, если бы не Джереми.

Джереми улыбнулся ему.

— О чем ты думаешь?

— Думаю о нашей ситуации. Я рад, что Фритци убралась…

Джереми поднял брови.

— Нет, нет! Ты не должен думать так. В конце концов, она мать моего сводного брата. — Джереми посмотрел на него. — Ты не прав, Оуэн. Я тоже об этом думал. Это не ее затея. Твой отец позвонил ей. Я думаю, она старалась помочь. Аарон говорит, она прекрасный человек. Весь этот сексуальный вызов — всего лишь маска. Она его мать, он это знает.

— Да, ладно. Каждый парень защищает свою мать. Будь та детоубийцей, и то он станет ее защищать.

— Ну-у, это ты распустил пары. Остынь, Оуэн…

Оуэн опустил голову и стал потягивать колу через соломинку. Он опустошил стакан и теперь высасывал остатки, сопя, что приводило его родителей в бешенство.

Джереми засмеялся.

— Прекрати, парень!

Оуэн посмотрел на него.

— Я думаю, это последний поход в библиотеку. Наверное, лучше от этого отказаться.

Джереми бросил на него внимательный взгляд.

— Да, думаю, ты прав.

— Твой отец — единственный человек, который одобрил его поведение, когда они в конце концов его нашли. Моя мать так признательна, что он, оказывается, умирает, а не оставляет ее ради этой фифы, что ничего не сказала ей… У меня такое чувство, что мы ему не нужны…

Казалось, Джереми сейчас заплачет. Он хотел помочь другу, но не знал, как это сделать.

— Может быть, ты поговоришь с отцом, Оуэн. Скажи ему, что ты чувствуешь…

Оуэн последний раз потянул через соломинку.

— Да. Наверное, мне лучше попытаться это сделать. Пошли.

Они заплатили, пытаясь не попасться на глаза тем, кто их знал, надели шлемы и поехали по дороге к дому Коуэнов.

Когда Оуэн приехал, Мэтч сидела на ступеньке, куря сигарету. Глаза у нее были красные. Оуэн решил, что она плакала.

— Привет, Оуэн! Как дела? — Она улыбнулась и подмигнула ему.

Она ему нравилась. Он любил незаметно наблюдать за ней, считая ее уникальной — она всегда была естественна.

— Отец проснулся?

Она сделала глубокую затяжку.

— Да. Ему сегодня неважно. Думаю, мы не сможем больше делать массажи. Теперь они его травмируют.

Оуэн вспыхнул. К нему вернулся гнев и… страх.

— Могу я увидеть его?

— Конечно. Что ты, Оуэн, я же не тюремщик. Он всегда хочет видеть тебя. Он сказал мне: «Если появится Оуэн, пришли его». Он всегда так говорит. Ты его любимец.

— Нет. Луи и Гарри — его любимцы.

Мэтч прищурила глаза и посмотрела на него.

— Эй, ты забыл с кем говоришь, маленький пижон. Я не твоя мать. Я знаю эти штуки. «Бедный маленький Оуэн… Никто его не любит…» Забудь об этом! Ты знаешь, что отец тебя очень любит. Ты это знаешь! Перестань играть в эти игры! У тебя все смешалось в голове. Большинство людей не похожи на меня. Они более вежливы. Они позволят тебе доиграть эту сцену до конца. Но если ты собираешься разговаривать с отцом сегодня, выкинь это из головы.

Оуэн скрестил руки на груди и остался стоять. Никто никогда не говорил с ним так. Он сдержался, пытаясь успокоиться. Она была права.

Мэтч смотрела на него, пуская колечки дыма. Казалось, она не была уверена, как он теперь поступит.

— Ладно, я, может быть, приду позже. — Он опустил голову.

Это был вызов, и она поняла это.

— Так, Оуэн. Ты ненавидишь меня или как?

— Нет, конечно нет! — Казалось еще немного и он разрыдается.

Мэтч вынула сигарету.

— Подойди, спусти затвор на минуту. Здесь так хорошо. Посмотри, как называются эти цветы?

Оуэн сел.

— Одуванчики, кажется.

— Да, одуванчики. Смешное название. Я никогда не знала, как придумывают все эти названия. Гриб, например. Представь первых людей, которые произнесли это. Так противно. То есть, они ведь не выглядели так, что тебе хотелось бы засунуть их в рот. Кто же был тот первый парень, который увидел гриб и подумал: «Хм. Полагаю, если поджарить эту штуку на оливковом масле с чесноком, будет великолепно».

— Великолепно что?

— Гриб.

Оуэн рассмеялся.

— Ты смешная…

Мэтч взяла его ладонь и повернула ее.

— Тебе кто-нибудь гадал по руке?

— Нет.

— Разреши, я посмотрю. Я хорошо гадаю. Я даже могу сказать, долго ли человек будет жить. О! Посмотри на эту линию жизни. Ты проживешь до глубокой старости, парень. До ста лет.

Оуэн оставил ладонь в ее руках. Они были прохладными и мягкими. Они его успокаивали.

Она посмотрела на него.

— Я сидела здесь и думала об одной своей клиентке. Очень славная была женщина. Такие, как она, принимают жизнь такой, какая она есть.

Так вот, однажды я ей делала массаж, и вдруг она заплакала. А она всегда была жизнерадостной. Я удивилась и спросила ее, что случилось. Оказывается, ее отец тяжело болен, и она не знает, выкарабкается ли он.

Ну, у меня-то никогда не было отца. Да и матери по-настоящему не было. Я, как гриб, сама вылезла из земли. И когда она мне все это сказала, мне стало почти смешно. То есть я не понимала, что она там переживает. Но когда она стала рассказывать, как всякий раз, когда она шла к отцу в гости, начинал идти дождь… Прямо чертовщина какая-то: всякий раз в дороге начинался дождь. И она говорит: «Меня это совсем не беспокоило, потому что у отца всегда находился для меня зонтик, когда я уходила. И я всегда возвращалась домой сухая».