Алекс Савчук - Прутский Декамерон

Кондрат попросил два стакана с соком, так как явился в бар не один – из-за его широкой спины выглядывал «ассистент» – это был тщедушно сложенный, смазливый хлыщ, который появился в нашем кругу совсем недавно и словно кусок смолы к ботинку очень плотно прилепился к Кондрату. История моего знакомства с ним интересна и достойна короткого описания, потому что поучительна для других фраеров вроде него.

Недели две тому назад, в один из субботних вечеров, в баре отдыхала компания молоденьких женщин, приехавших, как выяснилось из разговора с ними, из Кишинева на сезонную работу на местный консервный завод, для чего они оставили свою основную, очевидно не очень нужную работу в Академии наук Молдавии. Пока дамочки пробовали и нахваливали мои «фирменные» коктейли, я с интересом к ним приглядывался и в итоге сделал вывод, что они довольно привлекательны и стал было подумывать как договориться с ними о продолжении вечера, начав с того, что принес за их столик бутылку шампанского. Девушки поблагодарили, осыпав меня многообещающими взглядами и улыбками, однако тотчас же после того, как я вернулся за стойку, к ним за столик подсел этот самый, тогда еще незнакомый мне хлыщ, ничем, в общем, не примечательный, но зато смазливый внешне, и стал с дамочками как со старыми знакомыми шутить и заигрывать.

В связи с этим у меня появилось неприятное ощущение, словно почва уходит из-под ног – так непривычна мне была ситуация, когда вот-вот «телок», на которых я уже, как говорится, положил глаз, из-под самого моего носа уведут. Мои шансы падали с каждой минутой: этот бес, надо признать, болтун был отменный и в короткий отрезок времени наплел девушкам столько всяких-разных небылиц, что я уже всерьез стал подумывать, как от него, неожиданного конкурента, без шума и драки избавиться. Как раз к этому времени он сам перешел все дозволенные границы и стал во всеуслышание говорить неслыханные вещи, как то:

– Да что это, девушки, за бар? – Он картинно-брезгливо огляделся по сторонам. – Так себе, забегаловка. Вот я в Кишиневе, помнится, красиво отдыхал во всех центровых барах, меня там везде встречали как своего, потому что я и сам бармен – три года в Интуристе проработал. – Тут парень сделал паузу, наблюдая за девушками в надежде угадать какой эффект среди присутствующих он произвел. И произвел же, сволочь, это было видно по лицам дамочек.

И тут во мне взыграла профессиональная гордость и даже злость. Я уже замечал этого парнишку несколько раз у себя в баре и ресторане прежде – он никогда со мной не заговаривал, а ведь как коллега, если уж верить его словам, он мог подойти хотя бы чтобы просто поговорить, пообщаться. Что-то тут было не так, мальчик явно перевирал, тем более что и кишиневских барменов я почти всех знаю в лицо – приходилось с ними по делам встречаться, приходилось и выпивать сообща, и хлыща этого я среди них почему-то не замечал. Когда паренек совсем уже разошелся в своих фантазиях, я не стерпел.

– Подойди-ка сюда, уважаемый коллега, – подозвал я его.

Он нехотя встал из-за столика и подошел. Девушки за столиком навострив ушки обернулись к нам, и я сказал:

– Так ты, говоришь, барменом работал?

– Да, в интуристе, – не сморгнув, соврал он настолько уверенно, что чуть было не поколебал мои сомнения. И тогда он спросил: – Хочешь, чтобы я тебе посоветовал какой-нибудь коктейль?

– Нет, я попрошу тебя кое о чем другом, – сказал я, от злости едва не скрипнув зубами. – А вас, девочки, попрошу подойти, засвидетельствовать, так сказать.

Девушки замялись, стали перешептываться, затем одна из них, видимо самая бойкая, все же встала, подошла, и я пригласил ее вместе с этим парнем-выскочкой пройти со мной в подсобку.

– Слушай, как тебя там?.. – спросил я его, когда мы оказались внутри подсобки.

– Виктор, – ответил он.

– Теперь послушай, Виктор, если ты нам сейчас продемонстрируешь свой профессионализм, с меня извинения и ящик шампанского, если же проиграешь, – в этом месте я сделал паузу, – ты сюда, в бар, больше ни ногой. Договорились?

– Хорошо, – вздохнул Виктор. Он почувствовал, конечно, что я ему готовлю какой-то подвох, но отказываться было неудобно, да и поздно.

– Возьми стаканчик, – указал я на один из множества стаканчиков, скопившихся в мойке, – и вымой его. Если ты даже просто работал в посудомойке, это тебе будет нетрудно проделать, ну а у барменов вообще своя особая специфика в этом деле.

Виктор, тревожно поглядев на меня (наверное, подумал в это момент, о какой такой специфике я веду речь, а специфики, как вы сами понимаете, никакой нет да и быть не может), взял стакан тремя пальцами правой руки и, сунув его под струю воды, сделал какое-то неловкое движение и выронил его внутрь умывальника, затем поднял, обхватил его ладонью и стал взбалтывать. Я вздохнул.

– Боюсь, дорогой товарищ, что ты никогда не работал в баре, даже в качестве официанта или посудомойщика. Ну, а теперь скажи нам это сам, имей мужество признаться честно.

Виктор выдохнул воздух, облизнул губы, глаза его виновато забегали, и я сказал:

– Ну хорошо, не будем усугублять. Ваше мнение? – обратился я к девушке. Она пожала плечами и улыбнулась застенчиво, затем сказала:

– Ну… я не знаю.

– Что ж, – сказал я. – Шампанское мы все равно будем пить, только боюсь, уже без нашего друга, как вы сказали вас зовут, молодой человек?..

Виктор, не отвечая, повернулся и с видом оскорбленной гордости отправился на выход, а когда мы с девушкой вышли из подсобки, его спина мелькнула в проеме двери и исчезла.

Девушка прошла на свое место, а я, видя устремленные на меня взгляды ее подруг, пожал плечами и сказал:

– Подходите девушки, присаживайтесь у стойки. Придется мне наливать – «назвался груздем, полезай в кузов».

Часом позже мы с Кондратом посадили двух девушек-«академичек» из этой компании в нашу машину и повезли на «явочную» квартиру, расположенную неподалеку от того места, где они проживали, а проживали они в одном из зданий на территории консервного завода. Дамочки, когда мы им стали намекать на то, что нам предстоит остаться вместе до утра, поначалу стали капризничать, но именно в эту минуту, а мы как раз проезжали мимо городской тюрьмы, рядом с нами вдруг стали раздаваться автоматные очереди и пистолетные выстрелы. Стреляли довольно густо и, если честно, даже нам с Кондратом стало страшновато, хотя мы понимали, конечно, что это или бунт на тюрьме, или, в худшем случае, побег, и при любом раскладе весьма маловероятно, что кто-то станет стрелять по нашей машине. Девушки, услышав выстрелы, растерялись, побледнели, мгновенно утихли, поняли, наверное, что все бренно на этой земле и, когда мы прибыли на квартиру, безропотно нам отдались.