Анна Харрелл - Вероломство

Жан-Поль безустанно молился, чтобы Господь послал Там разума, чтобы она забыла о Квентине и поскорей уезжала из Вьетнама с Джедом Слоаном, но Там хотелось всего сразу: ребенка, Квентина, жизни в Соединенных Штатах. Квентин любит меня, повторяла она с трогательным чистосердечием.

Проходя по изысканной Маунт-Вернон-стрит, Жан-Поль сравнивал ее с улицами Парижа своего детства. Он был рад хоть ненадолго оставить горькие воспоминания о Куанг Таме. За годы плена он только потому и справился с одиночеством и страданиями, что время от времени восстанавливал в мельчайших подробностях детство, проведенное со своей эксцентричной, добродушной матерью. Гизела любила людей и хотела, чтобы те любили ее. Она все время играла в жизни — не для того, чтобы над кем-нибудь посмеяться или обмануть, просто ради удовольствия.

«Почему я не родилась баронессой?» — спросила она как-то сына и захохотала.

Так она стала баронессой. Затем Жан-Поль сделался удачливым автогонщиком, и Гизела уже не могла открыто признать знаменитость своим сыном, иначе беззаботная жизнь на Ривьере, где ей было так замечательно, оказалась бы под угрозой. Жан-Поль не возражал. Они с матерью всегда понимали друг друга.

Неужели она умерла, проклиная его?

Он отбросил мрачные мысли, преследовавшие его тридцать лет.

Машинально он взглянул на великолепный дом Абигейл и заметил невысокую черноволосую девочку, задержавшуюся у кованой калитки. Девочка раскосыми глазами рассматривала веерообразное окно над дверью в дом.

Внутри у него все похолодело, когда он узнал ее.

Май Слоан.

Нет!

Жан-Поль отшвырнул пластиковый стаканчик и побежал.

Камни Юпитера, справедливость и возмездие, — не стоят еще одной человеческой жизни.

Жизни ребенка.

С больной ногой он не мог бежать достаточно быстро. И что ты станешь делать, если даже догонишь ее? Она закричит. Выйдет Абигейл. Она сразу поймет, что это дочь Квентина — у Май это на лице написано — и пригласит девочку в дом…

Жан-Поль замедлил бег. Он шумно, хрипло дышал.

Сердце давно не то. Может не выдержать.

«Господи, за что ты послал еще и эту беду? — спрашивал Жан-Поль. — Мне надо было отправиться в пучину вслед за матерью тридцать лет тому назад!»

А лучше было убить Абигейл Вайтейкер-Рид под оливой в тот злосчастный день, когда она вручила ему двадцать тысяч долларов в качестве компенсации за сломанную жизнь.

Но прошлого не переиграть. Надо думать о том, что можно сделать сейчас.

С Май Слоан ничего не случится.

Он отошел в тень.

— Ничего, — сказал он вслух, выжидая, что будет дальше.

Слава Богу, Квентин собрался уходить, подумала Абигейл, направляясь к дверям. Кто-то позвонил. Сколько времени пришлось уделить Квентину. И несмотря на это, настроение у нее было неплохое. Скоро всему конец, подумала она. Поскорей бы… Не впервые в голову Абигейл приходили подобные мысли. Избавившись в 1959 году от Жана-Поля, она решила, что стала свободна. А потом в 1963 и еще десять лет она с замиранием сердца ждала вести о его смерти. И 1975. Она сама стреляла в Жана-Поля и непременно убедилась бы, что он мертв, но Нгуен Ким, ее проводник по преступному миру Сайгона, настоял на том, чтобы они немедленно отправились на базу Тан-Сон-Нат. И то, еле успели взлететь на военном самолете Республиканской армии Южного Вьетнама. Командиром экипажа был сам Нгуен Ким. До сих пор Абигейл бросает в дрожь при воспоминаниях об артобстреле, о снарядах, чуть не задевавших крыло, но все-таки им удалось благополучно приземлиться в Таиланде. У Абигейл был там небольшой бизнес. Благодаря связям она устроила въезд Кима в Соединенные Штаты, за что тот был ей благодарен по гроб жизни. Первым же коммерческим рейсом они вылетели в Бостон. И потом в течение четырнадцати лет, несмотря на шаткий статус-кво, установившийся в отношениях между ней, Квентином и Джедом, Абигейл считала, что Жан-Поль мертв.

Откусив от остывшей оладьи, она посмотрела в боковое окно.

— Боже мой!

Май Слоан она узнала сразу.

Дрожащими руками она отворила дверь. Сначала ей показалось, что в девочке доминируют азиатские черты, потом поняла, что вьетнамское и американское смешалось в Май нераздельно.

Абигейл приветливо, как только умела, улыбнулась:

— Здравствуй, дорогая, — сказала она и почувствовала короткую приостановку дыхания. — Должно быть, ты Май Слоан?

Девочка улыбнулась в ответ, радуясь, что ее так хорошо принимают, однако она не знала, чего стоило Абигейл не захлопнуть дверь у нее перед носом.

Когда Май улыбнулась, сходство с Квентином — и с Бенджамином — стало очевидным.

— А вы — тетя Абигейл, верно? — сказала Май.

Нет, подумала Абигейл, у которой больше не оставалось ни сомнений, ни надежды, я — твоя бабушка.

Ребекке от беспокойства не сиделось на месте. Томас не один раз просил ее не мельтешить перед глазами, но и сам он чуть с ума не сходил. Они были в гостиной и гадали, куда могла направиться Май Слоан. Джед позвонил из аэропорта и сообщил, что самолет благополучно приземлился и что теперь Май самостоятельно разгуливает по Бостону. Может, она пошла в «Вайтейкер и Рид»? Или в дом Квентина? А может, в дом Вайтейкеров на Маунт-Вернон? На Западную Кедровую? Не исключено даже, что в студию Ребекки.

Ребекка позвонила на вахту компании «Вайтейкер и Рид» и предупредила консьержа в ее доме на Конгресс-стрит, описав Май, как могла. Те обещали позвонить, если появятся какие-либо известия.

Джед поехал в дом Квентина на Бойлстон-стрит.

Телефон в особняке Абигейл Рид почему-то упорно не отвечал.

— Я этого не вынесу, — сказала Ребекка. — Сейчас сама пойду на Маунт-Вернон. А ты оставайся здесь и жди Май.

— Нет.

— Почему нет? Я не могу отпустить тебя в дом Абигейл Рид, хоть ты и мой дедушка. Ты выглядишь утомленным.

Он строго посмотрел на нее.

— Должен заметить, что этой ночью я спал куда больше, чем некоторые.

Ребекка густо покраснела. Она не знала, известно ли деду о том, чем она занималась с Джедом, или он только предполагает. А может, это уловка, чтобы выскользнуть из дома.

— Да, но мне все-таки не восемьдесят.

— Мне тоже, — фыркнул Томас.

— Дед…

— А вот, — сказал он, посмотрев в окно, — и мое такси.

— Такси? Дедушка, ты вот уже как сорок лет не пользуешься такси. Скажи толком, куда ты собрался?

Он пропустил мимо ушей ее вопрос.

— Если придет Май, держи ее здесь до приезда Джеда. У меня неотложное дело.

— Какое?

— Это тебя не касается, Ребекка.

Она была возмущена.

— Хорошо, можешь не говорить, если не хочешь. Ступай. Пусть тебя убьют, а я напишу на надгробии, что ты стал жертвой собственной скрытности.